Помолчав, Сергей Петрович спросил:
— Вера, что вы с тетрадью надумали делать? Я беспокоюсь, как бы она не затерялась.
— Не волнуйся, она никуда не денется. Ее прочтут знающие люди и решат, может быть, в кино снять.
— Разве там нет своих сочинителей? Профессионалов?
— Навалом! Но эта тетрадь — живой материал, не выдуманный. Да и просто-напросто Нина — моя подруга. Могу я сделать для нее что-нибудь полезное? Пусть она знает, что прошлое рядом. И значит, рядом наша молодость.
Они допивали чай.
Вера Анатольевна думала: «Как он не понимает, чудак!»
Сергей Петрович жалел тетрадь.
А Мила представляла себя за рулем.
Как ни странно, все поэты явились на вечер вовремя. Среди них был старший, лет пятидесяти, невысокого роста, к которому его подопечные почему-то обращались на «ты», называя то Сашей, то Александром Ивановичем. Все они были оживленны и настроены весело, будто радовались тому, что им предстоит.
Мила с тревогой поглядывала в читальный зал, где народу не прибавлялось. За первым столом уже сидел «дотошный». Так этого читателя окрестила про себя Мила за то, что он приходил на все литературные встречи, с недоверчивым лицом выслушивал выступающих и в конце концов задавал авторам бесконечные каверзные и путаные вопросы, затевал споры с писателями, будто имел цель сбить их с толку или в чем-то уличить. Было в его облике, в потрепанном пиджаке, в хитром взгляде что-то жалкое. И ораторы выслушивали его вежливо, стараясь отвечать коротко и четко. Что, впрочем, его мало успокаивало.
Как и ожидалось, слушателей было чуть побольше, чем выступающих. Но поэты не приуныли. Они, видно, не успели еще привыкнуть к большим и чутким аудиториям, к шумным аплодисментам. Им пока еще нравилось пробовать свои голоса без микрофона, вкладывать энергию не столько в ритмическое звучание стихов, сколько в самую суть слов. Все они читали без выражения — нараспев, монотонно, словно боясь голосом выделиться среди товарищей. Стихи были хорошие.
Один из поэтов читал о том, что каждою весною «стригут деревья под одну гребенку», и все равно среди буйной и счастливой жизни пробиваются «неровными ростками тополя». Еще он читал о том, как девочка на птичьем рынке покупает птиц и выпускает их на волю, только на всех у нее не хватает денег…
Его сосед, невысокого роста, сутулый, почти мальчик, тихо декламировал:
И до тебя я тоже жил,
Жил тоже жадно и запальчиво.
Я многих девочек любил,
Как ты, наверно, многих мальчиков.
Он слегка увяз языком в своих ж-ж-ж. Но это было почти не заметно.
Везло мне что-то на Наташ,
Я так безумно в них влюблялся.