— Раз воля твоя исполняется «как на земле, так и на небе», ты допускаешь и несчастья, Бог? — спросила я с упреком.
Церковь опустела. Кто-то склонился надо мной из прохода.
— Элка?
Я подскочила.
— Я занимаюсь этими похоронами по долгу службы, — прошептал Луиджи.
— Как он?
— Все ждет Алису.
— Он знает, что у меня был рак?
— Он часто говорит о вас.
Я встала. Луиджи последовал за мной из церкви. Метрдотель постарел, думаю, как и я, за все эти годы. У Луиджи не было рака, но возраст — это тот же рак, который понемногу забирает нас всех. Метрдотель казался меньше ростом, чем был в моих воспоминаниях, ему угрожало облысение. На нем был черный пиджак, темно-синяя рубашка и черные очки, которые, мне показалось, я узнала, потому что подарила их семь лет назад Франку. Я уже все простила Франку, но присутствие Луиджи заставляло меня стискивать зубы.
— Он под следствием: рынки Иль-де-Франс. Крысы бегут с корабля. Надо бы вам ему позвонить.
— А еще что?
— Он лишился Алисы, но у него оставались дела. Если он лишится всего, ему будет трудно.
— У него есть галерея.
— Надо будет все продать.
Я вздрогнула.
— Как мадам Жанвье?
— Досрочно вышла на пенсию.
— А Соланж Шеврие?
— Вы знаете китайскую поговорку: «Сядь на берегу реки, и однажды ты увидишь плывущее по ней тело твоего врага».
— Я выкарабкиваюсь, Луиджи.
— Лучше бы ему было любить вас, чем ждать Воскрешения плоти.
Метрдотель окунул пальцы в кропильницу и перекрестился. Элка улыбнулась.
— Вы обратились к вере?
— Нет, но я сомневаюсь.
— Привет Леа.
— Не говорите Франку, что когда-то я вам рассказывал про Алису. Нам, слугам, он все еще нужен.
Близкие Бертрана и катафалк исчезли, как в дурном сне. Солнечный свет отскакивал от брусчатки, я увидела скамейку, витрину галантерейной лавки, ее жалюзи на крючках, площадь. Можно было подумать, что ты в провинции. Проводы Бертрана прошли в атмосфере полной нереальности. Девочка, напевая, прыгала на одной ножке в воображаемые классики, как делают все маленькие девочки хотя бы раз в жизни. Дуано понравилось бы. Я опомнилась: Бертран умер, Луиджи держал меня под руку.
— Мне казалось, что вы его очень любили?
— День на день не приходился.
Луиджи ушел большими шагами. В нем было что-то от морского офицера, списанного на берег. Я проследила за ним взглядом, пока он не свернул за угол на пересечении улицы Бонз-Анфан и бульвара Брюн. Мирей отпустила меня на вторую половину дня. Пока ризничий закрывал двери церкви, я поняла, что Бертран мне больше никогда не позвонит. Никто уже не скажет так, как он говорил: «Это Азар». Мы больше не пойдем в «Регату». Мы никуда уже больше не пойдем. Я снова увидела Бертрана, его проницательный, полный доброты взгляд: сочетание, дающее великие книги и прекрасные лица.