Томас Рённинген застыл перед следователем. Дождь стучал по уличному водостоку. Этот звук, обычно успокаивающий, никак не повлиял на гостя.
– К делу это не имеет никакого отношения, – сказал он наконец.
– Это имеет прямое отношение к делу, – возразил Вистинг. – У вас больше нет алиби. Напротив, вы находились поблизости от места преступления. То, что вы об этом утаили, выставляет вас в крайне невыгодном свете.
Вистинг мог видеть, как на лице ведущего ходят желваки.
– Вы ошибаетесь, – выпалил Рённинген и схватил со стола мобильный и ключи. – Меня в чем-то подозревают?
– Мы можем привлечь вас за дачу ложных показаний, – спокойно сообщил Вистинг и достал распечатки о проезде по платным дорогам. Разложил их перед ведущим и указал на разделы с именем владельца и временем: «20:17 Томас Рённинген».
Несмотря на многолетние исследования, не существовало стопроцентного метода отличить правду от вымысла с помощью языка тела. Опыт Вистинга подсказывал, что лжецы прячут глаза, ведут себя неспокойно, трогают себя за нос или кашляют чаще тех, кто говорит правду. Однако единственное, что может вывести их на чистую воду, – это доказательства. Из этой западни Рённингену было не выбраться. Все пути были закрыты.
Несмотря на то что сигналы тела о неправде нельзя истолковать с абсолютной уверенностью, реакцию тела на то, что ложь раскрыта, увидеть проще.
Рённинген обмяк на стуле и потряс головой.
– Я могу объяснить, – сказал он.
Эти три слова Вистинг часто слышал от многих, сидевших на этом стуле. Следователь ничего не ответил, просто ждал продолжения.
– Я был в Ларвике, но не у себя в доме.
– Что вы здесь делали?
Томас Рённинген встал, подошел к окну, развернулся и шагнул обратно к стулу.
– Ее зовут Иселин Арчер, – произнес он, не двигаясь с места.
Вистинг узнал имя. Это была молодая художница, получавшая много внимания не из-за своего творчества, а из-за того, что вступила в брак с Юханнесом Арчером, инвестором в недвижимость, медиамагнатом, миллионером, бывшим намного старше ее. Эта пара таких разных людей жила в Невлунгхавне, где они перестроили здание закрытой креветочной фабрики в дом с художественным ателье. Иселин Арчер регулярно проводила там вернисажи и другие приемы, о которых потом с надлежащим уважением писали журналисты.
– Она бывала у вас в гостях, – вспомнил Вистинг.
Томас Рённинген кивнул.
– Дважды. Так все и началось. Я позвонил ей из дома на следующий день после съемки программы, в основном чтоб просто спросить, осталась ли она довольна. Юханнес был в командировке, она скучала в огромном доме. Даже не посмотрела программу. Когда она узнала, что я неподалеку и нахожусь дома один, сразу же пригласила меня к себе на обед. Тогда она подала шампанское и клубнику, и я остался у нее на ночь.