– Трамадол. – Ее печальный взгляд подсказал ему, что ей знакомо это средство. – Воздействует непосредственно на опиоидные рецепторы в таламусе и нервной ткани, – сухо сказала она. – Вызывает зависимость.
– Я знаю, – недовольно отозвался он. – Но кто идеален?
Она едва заметно улыбнулась, что смягчило его чувство вины.
– Это поддается лечению.
– Я знаю, – повторил он. – Может быть, когда у меня будет отпуск или когда меня вышвырнут из ФБР.
Она снова улыбнулась, на этот раз так, что выражение ее лица вызвало у него угрызения совести.
– Это из-за вашего ранения? – Она провела рукой по своей безупречно гладкой щеке. – Я имею в виду шрам, который вы пытаетесь скрыть под бородой. На вид довольно свежий.
– Так и есть. – И почему все пытаются заговорить с ним о шраме?
– Как это произошло?
Он задумался, прежде чем ответить. До сих пор он никому не рассказывал всю историю.
– Во время операции в Бразилии несколько месяцев назад меня подстрелили. Осколок пробил щеку и застрял в челюсти. Мне повезло, могло и убить.
Хелен сочувственно поджала губы.
– Звучит ужасно. Кто в вас стрелял?
– Бразильский полицейский.
– Зачем бразильскому полицейскому стрелять в лицо агенту ФБР?
– Перед этим я ранил ребенка.
Он увидел, как в ее глазах полыхнул ужас, очень похожий на тот, который мелькнул в тот миг, когда он рассказал ей о том, что в Лувре целился именно в нее.
– Ребенка? – в недоумении переспросила она.
– Это был особый ребенок. Дочь председателя Верховного суда Бразилии.
– Почему вы решили стрелять в ребенка?
– Когда террориста, находящегося в международном розыске, мы собирались передать судье, который занимался проверкой законности содержания под стражей, в здании суда началась перестрелка: террориста попытались освободить. Он забаррикадировался в кабинете судьи. А к тому, как назло, пришла одиннадцатилетняя дочь. – Он запнулся. Несколько недель он по мере сил пытался избавиться от этих воспоминаний. – Он выстрелил в ее отца, а девочку взяли в заложницы у нас на глазах. Я был уверен, что он сделает то же самое и с ней, а потом и с собой. Если верить нашим криминалистам, у него были суицидальные наклонности, тип мученика, понимаете?
Она слушала его, широко раскрыв глаза.
– В какой-то миг мы оказались друг напротив друга, я целился из своего пистолета, он приставил свой к голове ребенка. Нас окружали полицейские. Я боялся, что кто-то из них не выдержит и выстрелит первым. Тогда я решил, что уж лучше это буду я.
– Вы случайно попали в ребенка?
Миллнер покачал головой.
– Нет, нарочно. Я выстрелил девочке в ногу. В бедро, в мягкие ткани, подальше от аорты. Пуля прошла чисто, навылет. Она сразу упала на землю, а я прикончил террориста. К сожалению, полиция тоже открыла огонь, причем по мне. Одна пуля угодила вот сюда. – Он пошевелил челюстью, что по-прежнему причиняло ему боль.