Извинился, объяснил положение вещей, попросил помощи в продаже битой машины, чтоб не выглядеть совсем уж навязывающимся нахалом. «Ребята» молча подвинулись, выделили чистый фужер. Воля разлил. Чокнувшись, молча выпили за знакомство. Затем, между прочим, поинтересовались маркой машины, ее состоянием. Лица за столом оттаяли ровно настолько, чтоб моментально снова заледенеть.
Водка, приятно согрев душу, развязала Чигринцеву язык, он допустил ошибку — назвал Доронина хорошим мужиком. Скулы присутствующих моментально затвердели.
— Слушай, парень, иди к себе в номер, а? — произнес сквозь зубы старший, лет тридцати с золотой печаткой на пальце. — Мы к тебе не вязались, верно?
— Ладно, ребята, что там, никак отойти не могу, — спокойно извинился Чигринцев.
— Имей в виду: Доронин самое «чмо» считается, шибко честный, кормиться не желает, — презрительно бросил тот, что сидел с краю.
— Ладно, без обиды, я пошел, — произнес Чигринцев, отваливая.
— Иди-иди, — донеслось вслед, но незлобно, пожалуй, с пониманием.
Спотыкаясь, с тяжелым блюдом на вытянутых руках, Чигринцев шел по коридору к номеру.
Перед дверью четырнадцатого встал, прислушался к хохочущим голосам и, чтоб долго не раздумывать, заколотил ногой. Будь что будет, решил, отвечая предостерегающему внутреннему голосу, нашептывающему что-то ненужное и вульгарное.
7
Компания поджидала, удобно расположившись на двух кроватях, застеленных ярко-оранжевыми покрывалами.
Мощная Рая прочно поставила на Николая — они сидели обнявшись. Администраторша в шутку срамила калеку, тыкала в гипсовую ногу пальцем, прозрачно намекая, что, мол, раненый ей на ночь не нужен. Николай, понятно, скабрезно отшучивался, Надежда скромно сидела напротив на чигринцевской койке.
Все взяла в свои руки Рая: придвинули столик, расставили заготовленные заранее стаканы, накромсали огурцы и хлеб. Все набросились на водку и закусь.
Водка и пустое балагурство подействовали на Волю — расслабили, расковали; что до Надежды, она тоже скоро разошлась, в номере воцарилось веселье — павшая на улицу ночь, заснувшая гостиница никого не волновали, как и завтрашний день.
Выяснилось вскоре, что Рая сегодня свободна: муж-военный улетел на задание — домой возвращаться она не собиралась. Свой день отдежурила сполна — ее уже сменила худосочная и строгая Наталья, ночная, коей снесли обязательные сто пятьдесят прямо на пост. Все с Раей было просто и ясно — мужа называла она ласково «мой телебенчик». За этим полупрезрительным-полуласковым словом вставал перед глазами вечный майор, пьяница и неудачник, скучающий у телевизора вечерами, с содроганием думающий о предстоящей ночи на широкой и жаркой кровати с вдоль и поперек изученной крикливой супругой. Рая отрывалась. Сердце ее, как сердце любой женщины, исстрадавшееся по любви и элементарному уважению, сейчас полонили «покалеченные мальчики». Материнская жалость и опека больше, чем просто желание, гнали ее в объятия хохочущего Николая. Тот играл роль героя по-мужски отважно, хорохорился сперва, но водка быстро укатала — через полчаса начал клевать носом, веки отяжелели и неудержимо надвигались на глаза.