— Откуда знать? Что если однажды мы проснемся, и всё окажется совсем иначе?
— Скорее бы настал такой день. — С другой стороны, — возводя взгляд к потолку, где остролистно упирались в свод скромные барельефы, рассуждала я. — Вдруг наша ситуация — это награда? Ну, смотри. Когда мы оба были живы, то кто-то один или оба запросто умирали. А теперь? Ты не заболеешь, не поранишься, не умрешь, — наивно сказала я, и незаметно помрачнела. Лухань проницательно угадал причину. — Но ты всё равно не можешь знать, что я не исчезну, — изрек он. — Как и я, больше всего на свете боюсь, что с тобой что-то случится. Каждый раз, когда ты выходишь отсюда… мне хочется выть и биться о стены, но они не выпускают, не давая даже ощутить себя. Просто глухая защита, которая отталкивает. — Ничто не длится вечно, — скорее призывая такую возможность, чем веря в неё, произнесла я. — Однажды всё изменится. Разве мы спешим? Нет. Мы будем ждать, пока что-то пойдет иначе. — Дай руку, — попросил Лухань. Удивившись, я подождала в нерешительности немного, но выполнила его просьбу, подняв ладонь. — Нет, не так, — улыбнулся он, волнуясь. — Вниз ладонью, как будто бы она лежит на моей. — Он поднял свою и я, имитируя соприкосновение, повесила руку над его. В тени церквушки его силуэт очень хорошо различим, почти каждая черточка, каждая морщинка в уголках глаз, когда они щурятся, веселясь. — Ты выйдешь за меня замуж? — кратко вымолвил он. Мои ресницы вздрогнули. Он… его взгляд, его губы… Луханб… я люблю тебя, как же я люблю тебя! Но как, как я выйду за тебя замуж?! Ты понимаешь это или нет? Или, и понимая, всё равно хочешь не замечать преград, не думать о них? Я тоже не хочу, не буду разделять нас с тобой, словно ты не такой, словно мы разведены по разные стороны чего-то. Это неправда! Мы всегда вместе! Я втянула носом подобравшиеся слезы, но они просочились через глаза. Нейтрализуя их, я расплылась в улыбке, и две слезы съехали по лицу поверх неё. — Да, — ответила я, погладив поверхность его ладони. Пространство в том месте, где она подразумевалась. — Я выйду за тебя, и пусть это не получится, я всё равно твоя. Жена, супруга, возлюбленная. — Может, и не получится, но я бы хотел попробовать. — Отвлекшись, Лухань осмотрел помещение часовни. — Ты могла бы пригласить сюда священника? — Ты, действительно, этого хочешь? — Он с тревогой воззрился на меня. — А ты — нет? — Хочу. — Моё желание никак не влияло на то, как воспримется сторонним человеком вся эта история. Мы устремили взоры на распятие, единственное, что выделялось, за неимением прочей атрибутики. Витраж засвечивал его, и оно казалось темной тенью креста. Правда ли, что все несут свой крест, и он даётся по силам? А как же быть с теми, кто кончает с собой? Выходит, есть те, кто не выдерживает? Их тут же приписывают в грешники, чтобы никто не смел отрекаться от мук и тянул существование, каким бы оно не было. Нет, христианская идеология была чужда мне, но Лухань, кажется, доверял ей. Возможно, потому что жил в последний раз ещё не в двадцать первом веке. Я стала подниматься, не проникнувшись доверием к здешней святости. Но венчание — это то, что было доступно нам, как обряд вступления в брак, потому что документов у привидения нет, и печати в паспорт мне не ждать.