На обратном пути Демин тихонько спросил Морошкина:
– Что думаешь про это, Андрей?
– Something is rotten in the state of Denmark[4], – протянул Морошкин задумчиво с правильными оксфордскими придыханиями.
– А поточнее сформулировать можешь? – раздражённо перебил Демин, прекрасно понявший смысл фразы. Просто он не терпел умничанья в некоторых ситуациях.
– Знаешь, командир, когда Стырь давеча из темноты выскочил, я первым делом подумал, что это ещё один… Ну что-то такое мне показалось. И как будто он вдруг в последний момент передумал…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что к Стырю ещё следует присмотреться. Мне кажется, и арест Варвара, и этот налёт на улице – звенья одной цепи. Что-то другое сегодня должно было случиться, но – не срослось…
– Так… – протянул Демин. – Вот это уже не Шекспир. Это поинтереснее.
Ты помнишь товарищ, как вместе сражались, как нас обнимала гроза. Когда нам обоим та-та-та-та… ее голубые глаза, – пел Воднев, шлепая по улице Козельска.
Игорь пел редко, но «метко». Вернее – очень скверно, потому что даже друг Павленко, заслышав пение, начинал демонстративно морщиться и глубокомысленно изрекать о том, что петь нужно в ду́ше, где никто не слышит. Или в нужнике.
Игорь на подколы не обижался, знал за собой такую беду. И потому пел только тогда, когда его никто не слышал. Или, если и слышал (вон, как местное население таращится), то все один черт – не поймет.
Песню про грозу, что обнимала боевых товарищей, Воднев не помнил. Затянул новую, более подходящую к случаю:
Мы красные кавалеристы,
И про нас
Былинники речистые ведут рассказ
О том, как в ночи ясные,
О том, как в дни ненастные
Мы гордо и смело в бой идём!
Дальше застопорилось, потому что слова он опять забыл. А, нет, вроде бы там еще что-то такое было:
– Веди ж, Буденный нас смелее в бой, пусть гром гремит та-та-та… один такой… Тьфу ты, – плюнул старлей, не сумев подобрать к слову «бой» ничего более подходящего.
– Дядька боярин, ты чё горло дерешь? – поинтересовался у старшего лейтенанта абориген – мальчишка лет двенадцати, одетый в короткий драненький полушубок и потертую шапку. – Орешь, будто кота за муди тянешь.
Игорь, обиженный за свое выступление, уже хотел послать парня куда подальше, а то и накрутить нахалёнку ухо, но передумал. Внимательно посмотрел на пацаненка. На вид тому лет двенадцать, а может, и все тринадцать. Крепкий. И на лыжах пройдет там, где взрослому не пройти.
А ведь идея, пожалуй! Ребенок, конечно ж… Но! Не было в Древней Руси такого понятия – дети. По здешним меркам вполне самостоятельные индивидуумы, тудыть их в качель! Некоторые женихаться уже успели. Тем более на носу беда великая, всем миром вставать надо: чтобы и стар и млад!