Марианна бросилась утешать плачущую Милу, полненькая гостья побежала на кухню за водой, а я просто сидела и смотрела в одну точку. Магнитола так и играла, никто не решался выключить её. «Так вот какая ты, я дарил цветы, а я сходил с ума от этой красоты!» — пел обиженно-кокетливый мужской голос.
— Выключить? — Я протянула руку.
— Нет-нет, пусть играет! — Мила глотнула из чашки.
«Счастлив тот не будет, кто любовь обидел…» — продолжал певец.
Я раньше такую песню никогда не слышала и не понимала, почему Мила, жадно внимая ей, едва не рыдает и судорожно улыбается сквозь слёзы.
— Девочкой я была симпатичной, ласковой и весёлой. Но иногда выдавала такие номера… Раз в садике стало скучно, захотелось домой. Тем более что у нас гостила кокочка. Я понимала, что из группы раньше времени меня никто не отпустит, и потому жалела себя. А воспитательница была настоящая мегера, которая за слёзы могла в чулан запереть или в угол поставить. Она всегда говорила, что советский ребёнок должен держать себя в руках. Но одна слабость у воспиталки была — она ненавидела пьяниц. И я, испугавшись наказания, наврала ей. Не знаю, как такое мне пришлось в голову. Папа, говорю, у меня пьёт, дома ругается с мамой. Просто сказала и забыла. А папа-то только по праздникам. Хороший коньяк или грузинское вино… Он — настоящий петербуржец, невесть в каком поколении. Тогда писал докторскую диссертацию. Накануне его дня рождения мама с кокочкой пекли пироги. Сам он работал за столом. Вдруг звонят в дверь, мама спешит открыть. Входит представительная комиссия, человек семь, и наша мегера с ними. Вот, говорит, ребёнок пожаловался на бесконечные пьянки. Родители, мол, всё время скандалят и даже дерутся. Я вспомнила, что наболтала ей, и заплакала. Но родители-то ничего не понимали! Комиссия требует показать всю квартиру, а мама отказывается. Тётя стала разбираться. Тут и папа вышел. Когда всё разъяснилось, я закатила истерику. Призналась, что наврала. С меня, конечно, спросу никакого, но папа получил первый в жизни сердечный приступ. Оказывается, ещё до проверки квартиры успели позвонить в Политехнический институт. Еле замяли скандал. Пришлось мне много раз повторить, что я всё сочинила. Кончилось тем, что кокочка забрала меня из детского сада и увезла на Урал, где я и жила вплоть до самой школы…
Телефон замолчал совсем, и мы смотрели на него, мысленно умоляя Наталью Лазаревну позвонить. Ведь она знает, что Мила ждёт! Почему не может выкроить несколько минут, а уж потом заняться своими делами? Наверное, скоро всё разъяснится — так или иначе…