Оказывается, на семейном совете Селедковы решили выгодно выдать Лилю замуж. То есть получить в родственники работника правоохранительных органов. Он, при случае, заменит папу. И, скорее всего, выручит его на следствии, поможет выпутаться. Но, пока это не потребовалось, пусть Николай Наумович остаётся для зятя бедным стареньким папой. Таким он и стал сейчас — после обширного инсульта.
Почему я мысленно всё время к этому возвращаюсь? В чём себя убеждаю? Я был контужен, приехал прямо из больницы. Тогда мы брали бандитский хурал, и я чудом уцелел после взрыва гранаты. В таком состоянии человек подвержен аффекту, особенно если узнаёт об измене жены. И не откуда-нибудь узнаёт, а прямо из её уст. Одно дело, когда тебе сообщает об этом сестра, или ты догадываешься сам. И совсем другое — когда сама благоверная с милой улыбочкой подтверждает все эти слова и догадки.
Я не привык чувствовать себя опущенным*, и потому сделал это. Знал, что всё равно не смогу видеть себя в зеркало. Меня использовали всё это время — цинично и хладнокровно. Под конец супруга высказала всё, что думает обо мне — в том числе и как о мужчине. Ради детей, скажут ханжи, надо было себя сдержать. И сделать вид, будто ничего не произошло.
Но не я был зачинщиком этих откровений. В то утро, после боя и контузии, у меня страшно болела голова. И одновременно я очень хотел спать. Поэтому только спросил у жены, почему она опять бросила дома детей одних. В том числе и грудного Мишку, который в итоге чуть не умер — старшие братья накормили его слишком густой смесью. И в ответ услышал то, о чём приличные люди предпочитают молчать.
Жалею ли я о том, что сделал? Нет, нет, и ещё раз нет. Да, моя жизнь круто изменилась. Но она и не могла после того утра остаться прежней. Я лишился детей — включая младшего, родного сына. Со старшим, Костиком, удалось поговорить всего один раз. Парень шёпотом попросил меня не звонить на Комендантский, потому что бабушка заругает.
— Она говорит, ты маму убил, — объяснил Костик.
— И ты веришь в это? — Я еле ворочал языком.
Если бы тёща в тот момент была рядом, я свернул бы ей шею. Как бы там ни было, детей впутывать нельзя. Они — не просто пешки в игре.
— Не верю, пап, но она кричать начинает. Сказала, что из дома нас выгонит, если встретимся с тобой. Или в детский дом отдаст.
— Не отдаст, врёт она всё, — поспешил успокоить я. — У вас есть отец. И вы будете с ним.
— Я тоже ей так сказал. А она говорит: «Мы его посадим надолго. Так что слушайтесь меня. Всё равно вам с нами жить…»
Интересно, кто это «мы»? Они с Геркой, что ли? Тесть бревном лежит, уже никому не нужный. Вероятно, нашла каких-то доброжелателей. Не знаю, что у них там получится, но противный осадок остался. Наверное, с Сашкой Николаевым спелась. Пока суд да дело, я мог бы отобрать детей — на правах отца. Но на кого их оставить? На мачеху? Но двое старших для неё — совсем чужие. И где такую жену взять, которая приняла бы — со всеми проблемами?