Алиса с мольбой смотрела на Суслопарову, которая тоже зашмыгала носом. Потом следователь накапала валерьянки уже себе, залпом выпила, положила под язык таблетку валидола. Вытащила новый бланк, отвинтила колпачок ручки и, ещё несколько раз кивнув головой, приготовилась писать.
* * *
«Хорошая вы моя! Дорогая девочка, ангелочек… Если бы вы только знали. Как я благодарна вам за помощь! Сегодня же доложу обо всём прокурору. Сюда больше не приеду, пришлю машину. Вас отвезут в Зеленогорск. Возможно, и в Петербург. Вы повторите всё это ещё раз? Столько, сколько потребуется? Не испугаетесь? Не отступите? Смотрите, молчите, чтобы в лагере никто ничего не знал. Потихонечку уедете и вернётесь. И я сама лично сделаю всё для того, чтобы и вас, и вашу семью защитить. Мама и бабушка не пострадают, обещаю вам. А пока я должна переговорить с другими вожатыми. Мы и так слишком долго остаёмся наедине. Жаль только, что вы первый протокол порвали. Я бы его в папочку подшила, и пусть думают, чтобы вы на станции были. Так спокойнее. А настоящий протокол пока в деле фигурировать не должен. Я ведь не могу поручиться, что его не увидят сообщники Чаркина. Да-да, вполне могут быть такие люди и в милиции. Вы что, не знаете, какой там контингент? В девяностом году ещё Бакатин службу спецотбора развалил. Опытные кадры уволились. Много случайных людей поступает, почти все пьют. Купить их можно задёшево. Желторотиков много, как те, у дверей. Вместо армии идут служить, чтобы поближе к дому. За льготы, за возможность в Питере зацепиться. Но только не для того, чтобы бороться с преступностью… Сердце кровью обливается, когда видишь всё это. Уходят, уходят спецы, а замены не предвидится. Развал кругом, раздрай. Сами героином торгуют, крышуют проституток. Вдруг и в вашего Чаркина там «крыша» имеется? Вы уж поосторожнее, Алисонька. Очень я боюсь за вас…»
Алевтина Петровна Суслопарова обняла Алису за плечи, прижалась щекой к её голове, стала покачивать, как маленькую. Алиса очень удивилась, потому что официальное лицо не могло себя так вести. Интересно, почему она плачет? А если кто-то войдёт и увидит такое? Сразу заподозрят неладное. Начнутся сплетни, каждый примется высказывать свои версии, возбуждать нездоровый интерес. А надо, чтобы страсти поскорее улеглись. Как вспомнишь спецтранспорт у ворот лагеря, носилки, а на них тело, завёрнутое в чёрную плёнку… И следом — другие, такие же! А дети всё видят, потом по ночам спать не будут, особенно девчонки…
Алевтина Петровна вдруг крепко схватила Алису за горло, и руки её оказались железными, как у Терминатора, и ногти впились в кожу. Она принялась душить Алису, как Боря Люцию там, под берёзой. Лицо её сразу же сделалось слепым, жестоким. И Алиса чувствовала, что у неё, двадцатилетней спортсменки, не хватит сил справиться с пожилой женщиной. Руки не двигались, ноги отказали, и воздух почти перестал поступать в лёгкие. Ещё секунда — и нахлынет тьма. За что она хочет меня убить? Значит, сама и есть сообщница Чаркина? Зря я ей всё сказала, зря… Но теперь уже поздно, не вырвешься. И никто не войдёт, не спасёт. А как же мама с бабушкой? И что будет с Дениской? Я ведь указала на него…