Дрогнула аппарель и начала медленно опускаться вниз. Получился своего рода трамплин длиной около четырех метров и ведущий в пустоту. Выпускающий оказался почти на краю бездны, от которой его отделял лишь прерыватель, раскрашенный косыми красными полосами. Одновременно открылась правая дверь. Здесь тоже стоял прерыватель, перекрывающий проход двери. Огромная махина Ил-76, видимо, от завихрений потоков ветра, заходила ходуном.
Стоявшие десантники с трудом держались на ногах, пол качался под ногами. Захлопали складывающиеся сиденья, и в проходах стало свободнее. Выпускающие максимально сосредоточились и распахнули прерыватели, придерживая первого парашютиста руками. Скажу, что прыгать первым более волнительно, чем остальным. Те несколько десятков секунд, пока приходится смотреть в сизую бездну, кажутся ужасающей бесконечностью. Оставалось сорок секунд до команды «пошел».
Сирена истошно завыла, загорелись зеленые фонари, включились табло с надписью «пошел». Выпускающий сильно толкнул первого десантника, и тот, едва успев поджать ноги, исчез в проеме двери. За ним, один за другим, посыпались вниз остальные. Во время команды «пошел» ревун так душераздирающе бьет в уши, что невольно возникает желание убежать от него и как можно скорее покинуть самолет.
Ревун умолк, и только камеры стабилизирующего парашюта остались трепыхаться от ветра на металлическом тросе. Белая птица самолета как будто облегченно выдохнула, выпустив из себя почти три десятка парашютистов. Вместе с ней вздохнул и я, как будто сам только что сиганул из двери, которую мне было прекрасно видно с моего места. Теперь некоторым подгруппам пришлось пересесть на другие места, что и было сделано без всякой спешки и суеты.
Около получаса потребовалось огромному Илу, чтобы вновь зайти на боевой курс, и ситуация повторилась. К тому времени, когда грузовая кабина почти опустела и наступила очередь прыгать нашей подгруппе, прошло около пяти часов. Силы — и моральные, и физические — были на исходе. Мне уже было не страшно, и я мечтал об одном — как можно быстрее покинуть этот до тошноты, в буквальном и переносном смысле, надоевший самолет.
Рявкнула сирена. Мы встали. Я оказался крайним в последней подгруппе. Рукой дернул за край сиденья, и оно, хлопнув по дюралевой обшивке, сложилось. Потом замер в трепетном ожидании, уткнувшись носом в основной купол впередистоящего товарища и до боли сжав правой рукой кольцо, а левой вцепившись в лямку крепления запасного парашюта. Ревун подхлестнул всех, неловко переваливаясь, побежал и я. Сложность здесь заключалась в том, что во время отталкивания приходилось менять направление движения под девяносто градусов и необходимо было подгадать «правильной» ногой.