Первая моя попытка подняться окончилась ничем. Искать центр тяжести можно было сколько угодно, восемь паучьих ног не желали подчиняться, мешали друг другу, запинались, тяжёлое брюшко тянуло назад, а то, что я всё ещё пытался менять направление взгляда, вертя слепой головой, ничуть не помогало делу. В конце концов, даже моё терпение иссякло и в порыве гнева я набросился на единственное, до чего мог дотянуться — до белого песка. Рыча как тупой зверь, и молотя когтистыми лапами, я вслепую кромсал его обманчиво мягкую плоть и бился об неё всем телом. В таком поведении не было достоинства, но когда пелена слепой ярости спала с моего рассудка, я обнаружил, что уверенно стою на всех восьми. Стоило мне подумать, как такое получилось, и я рухнул обратно на песок. Чёрт подери! Я взрослый тэнкрис, я не обязан задумываться над тем, как переставлять свои ноги! Я просто должен идти!
Тогда я поднялся и пошёл, как если бы всё ещё имел две привычные конечности, и они привычно несли меня туда, куда мне надо без моего довлеющего контроля. Восемь ног передвигались в слаженном ритме, о котором я старался не думать, как и о том, где находится мой новый центр тяжести. Мысли же мои обратились, собственно, к тому, куда именно я иду? Я не знал, где нахожусь, и, следовательно, не знал, куда стремлюсь.
Белые пески расстилались под ногами, которые с одинаковой простотой возносили меня на вершины белых барханов и опускали во впадины. Изредка я проходил мимо одиноких деревьев, тощих, лишенных листвы и коры, напоминающих побеленные солнцем кости. Их веточки оказались сухими и ломкими как будто сработанными из мела скульптурами, они легко ломались, крошились и не содержали в себе и намёка на влагу. Не знаю, почему я придавал этому такое большое значение, ведь мне не было ни жарко, ни холодно, я не чувствовал усталости и жажда не терзала меня. Вообще-то, внимательно изучив новую обитель своей грешной души, я не смог точно решить, способна ли она вообще что-то чувствовать?
Большую часть моего тела покрывал чёрный матовый хитин, лишь лицевая сторона головы представляла собой белую выпуклую костяную пластину. Сзади на голове существовал некий суррогат волос — недлинные упругие отростки, напомнившие растолстевшие щупальца без присосок с округлыми кончиками. Они не достигали моих плеч, и не имели, как мне показалось, никакого практического применения. Заглянув в свою пасть, благо теперь такой трюк получался у меня легко и непринужденно, я не обнаружил там ни языка, ни отверстия пищевода, но обнаружил пару удобно сложенных хелицер с ядовитыми по виду клыками и небольшую впадинку с сомкнутым колечком мышц, закрывающих небольшое отверстие.