Кимптон вздохнул:
– Полагаю, сознание своей вины выдает человека всего вернее. Но я надеялся сделать свою вину чуть менее очевидной и принял меры. Убедившись, что все разошлись по своим комнатам – все, кроме Пуаро, который, по одному ему известной причине, предпочел беспробудно храпеть в кресле на лестничной площадке, – я прокрался к Скотчеру в спальню и вылил остатки яда в его флакон, который, как я знал, содержал в себе ежедневное пятичасовое снадобье. Затем избавился от своего стакана из столовой, чтобы никто не смог отыскать следов яда в нем. Я отыскал его на кухне, разбил, а осколки подбросил в оранжерею, где еще раньше заметил разбитую банку и какое-то стекло.
– Так это вы стащили у меня стакан! – объявила Бригида Марш во всеуслышание. – А я-то была уверена, что это мистер Кэтчпул. – Примечательно, что смотрела она при этом именно на меня, а не на Кимптона, и отнюдь не добрым взглядом.
Тут я все понял: она заметила отсутствие стакана и по какой-то известной лишь ей причине решила, что это я взял его наверх, чтобы пить из него воду ночью. Вероятно, на эту мысль ее навели мои сухие губы – хотя и тут она ошиблась, губы у меня абсолютно нормальные, и я готов доказать это кому и когда угодно.
Как бы то ни было, Бригида, видимо, обыскала мою комнату и, не найдя стакана, решила, что я его разбил и выбросил – отсюда и анекдот о вороватом племяннике, который таскал из буфета конфеты и разбил вазу.
Пуаро отвечал Кимптону сурово:
– Я, может быть, и храпел на лестничной площадке, как вы выразились, однако не все разошлись по своим комнатам в ту ночь, доктор. Кэтчпул был в саду, искал мистера Гатеркола и мадемуазель Софи, которые отсутствовали одновременно. Он или они все могли вернуться в дом в любую минуту. И они действительно вернулись, хотя и немного позже. Вот вам уже три свидетеля, которые могли видеть вас в ту ночь выходящим из комнаты Скотчера или направляющимся в оранжерею, чтобы выбросить осколки. Вы не так умны, как вам кажется.
– Но это же очевидно. – Кимптон всплеснул руками. – А вот вы оказались куда умнее, чем я себе представлял. Насчет гроба – великолепная догадка!
– Верно, – согласился Пуаро. – Многое стало проясняться у меня в голове именно в тот миг, когда я понял истинный смысл метафоры, которой воспользовался автор «Короля Джона», – добавил он. – «Если ковчег – не вещь, а человек, то что за спор подслушал тогда мистер Рольф?» – задался я вопросом. Теперь я готов дать на него ответ. Спорили Рэндл Кимптон и Клаудия Плейфорд. Она знала, что ее жених намерен убить когда-нибудь Скотчера, и, боясь за него, пыталась отговорить его от этого поступка. Он сказал: «Ковчег