– Если не можете, не ешьте, – сказала Слониха. – Будем квиты.
Она сказала так от чистого сердца, понимая, что и сама лишнего куска не проглотит, если у нее на совести будет кончина противника. Но Аурелиано Второй воспринял ее слова как вызов и принялся за индюшку, несмотря на явное переполнение своего гигантского брюха. Но тут же потерял сознание. Так и плюхнулся грудью на блюдо с мясом, пуская пену, как бешеный пес, и хрипя, как в агонии. Он ощутил, словно в тумане, что летит вниз с огромной высоты в бездонную пропасть, и при последней вспышке сознания понял, что концом этого бесконечного падения будет смерть.
– Отнесите меня к Фернанде, – только и смог он сказать. Друзья, притащившие его домой, подумали, что он пожелал исполнить данное супруге обещание не умирать в постели любовницы. Петра Котес начистила до блеска лаковые ботинки, в которых он хотел лечь в гроб, и уже искала, с кем бы их отправить, когда ей передали, что Аурелиано Второй пришел в себя. И в самом деле, меньше чем через неделю он был совершенно здоров, а еще через две недели закатил пир на весь мир в честь своего возврата к жизни. Он продолжал жить у Петры Котес, но ежедневно навещал Фернанду, а порой оставался дома обедать, и в его личной жизни все встало с ног на голову: он превратился в мужа своей любовницы и возлюбленного своей жены.
У Фернанды поубавилось забот. Скуку одиноких часов она скрашивала игрой на клавикордах в сиесту и чтением писем от детей. В ее подробных посланиях, которые она отправляла им каждые две недели, не было ни строчки правды. Все ее горести скрывались от Меме и от Хосе Аркадио. Им не надо было знать о тоскливом унынии, охватившем дом, который, несмотря на свет, озарявший бегонии, несмотря на жару в два часа пополудни, несмотря на частые всполохи уличных праздников за окнами, становился все более похожим на мрачное колониальное жилище ее родителей. Фернанда бродила в одиночестве среди трех живых призраков и одного настоящего привидения – Хосе Аркадио Буэндии, который иногда устраивался в темном углу зала и с напряженным вниманием слушал ее упражнения на клавикордах. Полковник Аурелиано Буэндия превратился в тень с того времени, как он в последний раз вышел из дому, чтобы помочиться под каштаном. Из посетителей он принимал одного брадобрея, раз в три недели. Ел только то, что приносила ему Урсула на обед, и хотя продолжал мастерить золотых рыбок с прежним рвением, запретил продавать их, узнав, что люди покупают изделия не для украшения, а в качестве исторических реликвий. Он разжег в патио костер из кукол Ремедиос, оживлявших его спальню со дня свадьбы. Урсула тотчас поняла, что затеял сын, но остановить его не смогла.