Объясняя религию. Природа религиозного мышления (Буайе) - страница 30

И наконец, количественные модели культурной передачи заменили мифические представления вроде «впитывать из воздуха» конкретным, поддающимся измерению процессом. Человек общается с другими людьми, встречает обладателей схожих или отличных понятий и ценностей, меняет, сохраняет или отвергает свой образ мыслей в результате этого взаимодействия и т. д. То, что мы называем культурой, – результат всех этих частных случаев взаимодействия. Если вы наблюдаете устойчивость определенного понятия в той или иной группе людей (возвращаетесь спустя какое-то время и застаете его более или менее неизменным), значит, оно обладает неким преимуществом в каждом отдельно взятом сознании. Для намеревающегося разобраться в культурных тенденциях это куда важнее, чем прослеживать историческое происхождение того или иного понятия. Несколько страниц назад я описывал, как шаман куна разговаривает со статуэтками. У народа куна это устойчивое явление. Чтобы объяснить его, придется рассматривать, как это понятие представлено в отдельно взятых сознаниях в таком виде, который позволяет вспоминать и передавать его лучше, чем другие понятия. Если мы беремся объяснять, почему это представление о разумных статуэтках у куна сохраняется, нам неважно, придумал ли его столетие назад какой-то конкретный куна с богатым воображением, приснилось ли оно кому-то или кто-то рассказал историю о разумных статуэтках. Главное – что происходило потом, в ходе многократных циклов усвоения, запоминания и передачи.[10]

В этом отношении знакомые религиозные понятия и связанные с ними убеждения, нормы, эмоции – просто лучше других реплицирующиеся мемы (с более эффективными инструкциями самокопирования). Именно поэтому так много представителей разных культур убеждены в незримом присутствии духов поблизости и мало кто считает, что внутренние органы перемещаются внутри тела по ночам; именно поэтому представление о предках-праведниках, следящих за нашими поступками, встречается гораздо чаще, чем представление о беспутных призраках, подстрекающих нас красть у соседей. Человеческое сознание, которому были предъявлены эти образы, реплицирует их и передает другим. Кажется, вот оно: мы нащупали путь к пониманию распространения и передачи. Но…

Необходимо учесть искажение

Представление о культуре как об огромном наборе самокопирующихся программ очень заманчиво, и его определенно стоит брать на вооружение, но это лишь отправная точка. Чем одни мемы лучше других? Почему напеть раз услышанную «Землю надежды и славы»[11] гораздо легче, чем мелодию «Лунного Пьеро» Шенберга? Отчего предки-праведники предпочтительнее с точки зрения передачи, чем беспутные призраки? Эти вопросы не единственная проблема, есть и другая, куда более серьезная. Присмотревшись повнимательнее к передаче культурных ценностей между людьми, мы увидим, что ее нельзя назвать репликацией идентичных мемов. Наоборот, процесс передачи почти гарантированно создает невероятное изобилие причудливых вариаций. И здесь аналогия с генами скорее мешает, чем помогает. Вот смотрите: мы с вами являемся носителями генов, происходящих из уникального источника (комбинация генов наших родителей), и передаем их в неизменном виде (но в комбинации с генами партнера) своему потомству. В промежутке с ними ничего не происходит: сколько ни потейте в тренажерном зале, будущие дети от этого мускулистее не станут. С мысленными образами все с точностью до наоборот. У прописывающихся в нашем сознании заимствований множество «родителей» (какое из тысяч исполнений «Земли надежды и славы» реплицируется, когда я его насвистываю себе под нос?), и мы постоянно их модифицируем.