Виталик встал на колени на сиденье и стал тянуться к окну. Автобус подбросило снова, и мальчик не удержался, упал, стукнувшись головой о стенку автобуса. Анна подняла его, усадила рядом с собой.
– Болит язык? – спросила она.
– Не-е… – замотал головой весь заплаканный, измазанный пылью из-под сиденья и кровью Виталик. – Все чики-пуки…
– То-то я и вижу… – засмеялась Анна, чувствуя, как слезы все-таки не удержались в ее глазах. – Да что за бред происходит, а? Ну-ка… – Она встала, держась за спинку сиденья впереди, и посмотрела на висок Оли. – Слушай, выползает, по-моему…
– Надо живого травить! Жить захочет – вылезет! – авторитетно заявил Виталик, ожесточенно растирая себе голову. – Что-то болтается в голове…
– Это мозги, – кивнула Анна.
– Да, у меня, когда сотрясение мозга бывает, всегда так…
– А часто у тебя сотрясение мозга? – спросила женщина, которая дала Анне бутылку масла.
Виталик пожал худенькими плечами.
– Всегда, когда меня об стенку бросают… Или если по голове бьют… Потом в голове так бэнц-бэнц… и тошнит сначала… потом не-е… нормально уже… жрать можно…
Анна только развела руками, надеясь, что часть из того, что рассказывает Виталик, все-таки преувеличение.
– Это ваш сын? – спросила женщина с маслом.
– Нет, – помотала головой Анна. – Его мать привезла в монастырь и… – она покосилась на Виталика, – и просто поехала по делам. А мы вот едем с девушкой к ней домой. Помогать там… жизнь налаживать.
– Ну и правильно, – кивнула женщина. – Конечно. Налаживать… Это хорошо.
– Матушка… – Вторая женщина заговорила, обращаясь к Анне, понизив голос и оглядываясь на остальных пассажиров. – А когда мне лучше святить дом? А то дом новый, еще пристройку делаем, крыльцо кроем… Вот – когда святить? Когда построим? Пустой? Или когда вещи уже перевезем?
Анна замялась. Она могла бы ответить на этот вопрос, она знала, о чем спрашивает женщина. Но надо ли ей говорить, что она вовсе не «матушка», даже не настоящая монахиня в том понимании этого слова, как оно употребляется в монашеской жизни? По правде – надо. А нужна ли этой женщине такая правда? В голове ее против воли вспыхнул один эпизод из прошлой жизни, той жизни, которую она хотела бы не вспоминать никогда. Она пошла в церковь с маленькой Никой, Артем еще не родился. Они должны были первый раз ехать в горы на лыжи с Никой, в Домбай. И Анна, легкая на подъем, которой обычно ничего не стоило, если надо, взять билет и, не заходя домой, полететь куда-то в командировку на один день, чтобы поздно вечером вернуться, вдруг растерялась, занервничала. Ей казалось, что путь слишком сложный, что ребенок может заболеть, что, может, вовсе ехать не стоит – девочке нет и двух лет… Ей приходили в голову всякие страхи – а вдруг она сама сломает ногу или заболеет, ей будут колоть какие-то лекарства, а она еще не бросила кормить… Вдруг Ника испугается в самолете… Анна поражалась этим своим страхам и мыслям, а поделать ничего не могла. В церковь пошла, не сказав Антону, потому что не была уверена в его реакции.