– Посиди здесь, в беседке. Я схожу за вещами.
– Я лучше похожу, это можно?
– Конечно, вход же для всех свободный. И выход тоже. – Анна чуть улыбнулась своим словами. – Да…
Навстречу им шла, конечно, Стеша, которая не могла пропустить такого потрясающего события, и ноги – или не ноги, а чутье, или не чутье, а те загадочные стёжки-дорожки, о которых мы догадываемся, но ничего не понимаем, – привели ее сюда.
– А… – Стеша не знала, что сказать, подскочила, встала рядом, переводила глаза с Ники на Анну. – Господи помилуй… Сестра твоя?
– Нет, Стеша, это моя дочка, Ника. Она ко мне приехала. Я сейчас возвращаюсь домой. Вот как раз иду к мать Елене, попрощаться, и к себе за вещами. – Анна коротко взглянула на Нику и ушла.
Ника проводила мать взглядом. Та шла, не оборачиваясь, тонкая, легкая, совсем по-другому, чем тогда, когда они приезжали с Антоном. Мать сейчас была похожа на птицу, которая точно знает, куда лететь, и быстро, стремительно перелетает с места на место, пикируя и снова взмывая.
– А… А… – Стеша сильно вдыхала и выдыхала, собираясь что-то сказать, да так ничего и не сказала, кивала, улыбалась, потом перекрестила Нику.
– Здравствуйте, – от неловкости сказала Ника.
– Здравствуй, здравствуй… – проговорила Стеша. – Вот… колокольня наша… приезжали даже сюда… вот… и храм наш… только ты на службу опоздала… – Она покачала головой. – Как же… опоздала… Я же видела тебя… Ты же приходила уже сегодня… На службу-то не попала…
Проходившие мимо монахини остро взглядывали на Стешу, взволнованно разговаривающую с Никой, кто-то молча быстро крестился.
– Не холодно тебе, сестра? – негромко бросила одна из них, легко дотронувшись до Никиного голого плеча.
Ника удивленно проводила ее взглядом.
– Брюки-то… нехорошо… короткие у тебя… колена видно… и вот еще это… – пояснила Стеша, взглядом показывая ей на плечи.
– Я не подумала, извините.
– Бог простит! – сердечно ответила ей Стеша. – Бог меня, знаешь, как учит всему! И прощает! И матушка Елена у нас очень добрая!
Ника вежливо кивнула, надвигая большой платок на плечи.
– Что ты, сестру Анну домой зовешь? – спросила Стеша, улыбаясь мелкими зубками. – От Бога домой зовешь? Меня никто не зовет, у меня здесь дом. А ты зовешь…
Ника, не зная, что на это ответить, кивнула. Стеша постояла еще около нее, быстро перебирая пальцами четки, и пошла прочь, не попрощавшись. Потом обернулась, размашисто перекрестила Нику, засмеялась и пошла, слегка подпрыгивая на каждом шаге, в подъезд, где скрылась Анна.
Ника смотрела на небо. Правда, очень красиво. Как будто специально нарисованный фон для такого важного вечера. Вот Игоря бы сюда, он ведь известный любитель красоты. Вышло бы романтично. Ника, ее лицо, которое он так хотел снимать, полупрозрачный платок, сползающий на плечи, потрясающий закат, купола, стена монастыря с резными башенками… И что бы он снял? Чем бы эту красоту наполнил? Или красоту не надо наполнять? Она действует сама, она сама – символ? Чего? Вечности? Мы, живущие такой краткий срок на земле, ищем вечности, стараемся ее постичь, дотронуться до нее хоть как-то, хоть в мечтах, в наших фантазиях? Наверно…