Кирилл вместо того, чтобы смотреть, куда показывала Ника, смотрел на нее.
– Что?
– Нет, ничего, – застеснялся он. – Просто…
Ника вспомнила неожиданно, как Танька рассказывала ей о своем дачном романе. Ей нравился мальчик Гоша из их садового товарищества, она ему тоже, но он не проявлял никакой активности. Танька томилась все лето, смотрела, как он гоняет мимо ее участка на велосипеде, как ходит на речку с младшим братом, сама дефилировала мимо их дома, то так нарядится, то эдак – без толку. Наконец она решилась. Пригласила его по грибы, хотя терпеть не могла собирать грибы. А что ей, истомившейся, было делать? Лето кончается, скоро домой, а Гоша все никак – намеков не понимает, сам никуда не зовет. Только смотрит, голову выворачивает, вздыхает и дальше едет. А Танька художник. Ей вдохновение нужно, для любовных песен. Ждут же ее поклонницы. Танька все ткет из себя, из своих страстей. А какие это страсти? Все лето на сетку-рабицу с надеждой смотреть, ждать, пока Гоша на велике промчится.
Гоша спросил разрешения у бабушки, та разрешила, поскольку Танька – девочка положительная, не курит, шариков металлических в бровях, в ноздрях и в пупке нет, с деревенскими на речку не бегает, с пивом там полуголая не сидит в обнимку с парнями. Гоша надел высокие сапоги, кепку с москитной сеткой и пошел с Танькой по грибы. Грибов они нашли мало, но зато в лесу Танька шла с ним за руку, под видом того, что боится больших коричневых жаб, расплодившихся после недели дождей. Дальше дело не пошло.
Тогда она пригласила его на речку, вода была уже холодной, но ради такого случая Танька рискнула искупаться. Гоша пришел с другом, друг полез в воду, а Гоша, из-за которого Танька так собой жертвовала, в ледяную воду собиралась нырять, – нет. Танька решила все же поплавать, хотя бы повод был раздеться, поблистать фигурой – Танька невысокая, но стройная и хорошо сложенная, тем более купальник у нее с толстым поролоном в груди, да черный, с тугими перевязками на бедрах. Друг Гошин в воде ее догнал, поплыл рядом с ней, а выходя на берег, недвусмысленно обнял ее под водой, так, что Гоша ничего не видел, а Танька все поняла. А что ж тут не понять! Влюбился! Раз за ноги хватает… Пятнадцати минут человеку хватило и чтобы влюбиться, и чтобы начать действовать…
Вечером она уже вовсю целовалась с Гошиным другом, и назавтра целовалась, и еще дня три, упоенно, за все свои впустую потраченные летние дни. Танька так ждала любви… А потом друг предложил ей познакомиться еще ближе. В лес ее повел, место тайное показать, где дупло в сосне старой есть и орехи на лещине созрели. Танька на поляну пошла, в дупле сфотографировалась, орехов порвала, но знакомиться поближе не то чтобы испугалась… Но как-то сразу не решилась. Решила повременить, написать пока пару новых песен обо всем этом. Орешина, дупло, поляна, горячий друг, она – недотрога, слезы разочарования… А Гоша как-то вдруг забеспокоился, стал заходить к ней по два раза на дню – то за тем, то за этим. То книжку взять, то программу ей закачать полезную, то вернуть воланчик от бадминтона, который Танька потеряла года три назад на поле… Придет и все не уходит, трется, трется, топчется… Она взяла как-то его и сама поцеловала. Зря, что ли, она столько о нем думала! Гоша слегка удивился, не вырывался, стоял, руками качал, потом Таньку обнял – неловко, но очень крепко. Ушел красный, довольный, писал потом всякую ахинею ей весь вечер и всю ночь, но больше не пришел. Танька видела, как рано утром бабушка увезла его на станцию на такси. И друг Гошин больше не пришел, смертельно обиделся, наверно, что Танька не решилась с ним сближаться на поляне под орешиной, а только смеялась и фотографировалась. Вот Танька лукаво смотрит из зарослей лещины. Танька зажала губами веточку с четырьмя орехами. Орешки еще недозрелые, у них такие смешные зеленые хвостики… А вот Танька спряталась в тени дупла и выставила вперед крепкую ножку в задорных коротеньких шортиках и полосатых высоких гольфах… Коленка загорелая, поцарапанная, гольфы с зелеными полосками, чуть сползли… О том, как порознь уходили с поляны, фотоистория умалчивает.