От вещей Амалии нужно было срочно избавляться, а то можно поиметь кучу неприятностей от милиции. Жаль, конечно, что не удастся найти на них хорошего покупателя, но тут уж не до жиру.
— Позвони Мелентьеву, — распорядился он. — Скажи, что для него есть хороший столик и пара кресел.
— Но Мелентьев не заплатит за них настоящую цену…
— Значит, отдадим за ненастоящую! — отрезал Казимир Болеславович. — Только пусть забирает немедленно, прямо сейчас! Он приедет, я его знаю… Теперь насчет того орехового туалетного столика… срочно развести его!
— Развести? — переспросил продавец.
— Ну да, развести! Ты что — не знаешь, что такое развод? Зеркало отделить от столика и выставить отдельно, столик включить в тот ампирный гарнитур… ну, вдовы академика Ямщикова… в таком виде их никто не узнает! Остался только клавесин…
Пауцкий понимал, что с клавесином будет труднее. Вещь слишком заметная, развести его невозможно, а покупатели на такие предметы попадаются редко.
Он набрал номер Вадика Полубесова.
Вадик был человек маленький, скользкий и жуликоватый.
Нельзя сказать, что сам Пауцкий отличался излишне высокими нравственными качествами, но в его характере все отрицательные стороны были как-то крупнее и значительнее. Так, крупный хищник выглядит куда импозантнее мелкой зубастой твари вроде крысы или хорька. Вадик зарабатывал мелкими гешефтами, ничем не брезговал и вел себя как настоящий санитар леса.
— Полубесов, у тебя есть покупатель на хороший старинный клавесин?
Даже по телефону Пауцкий услышал, как в голове у Вадика закрутились колесики и шестеренки. Он торопливо прикидывал, как бы не прогадать.
— Ты меня слышишь, Полубесов? — напомнил о себе Паук.
— Ну, вы же знаете, Казимир Болеславович, сейчас кризис… все экономят…
— Ты меня, Полубесов, не пытайся развести! — перебил Вадика Пауцкий. — Насчет кризиса я тоже умею лохам впаривать. Я тебя четко спрашиваю: кто сейчас может купить старинный клавесин?
— Я думаю, Казимир Болеславович, думаю… но и вы тоже подумайте о моем проценте. Скажем, тридцать?
— Полубесов, не зарывайся! — Пауцкий хмыкнул от такой наглости. — Тридцать процентов за два слова?
— Но вам же очень срочно! — заныл Вадик. — Вы ведь наверняка этот клавесин чуть не даром огребли!
— А это не твое дело! Ну, так и быть — пять процентов я тебе заплачу, хотя ты и этого не стоишь!
— Как можно, Казимир Болеславович! — В голосе Вадика зазвучала искренняя обида. — Да я за пять процентов с вами бы и здороваться не стал!
— Ты за пять процентов с уссурийской тигрицей за лапу поздороваешься! Ладно, уговорил — пусть будет десять. Мне действительно очень срочно нужно его продать.