На Марсе мне рассказывал один товарищ, Никандр Савин, что его и на бакен-то удалось столкнуть, только наобещав разных разностей: напряженная трасса, ненадежность автоматики, вероятные ЧП… Да к тому же грозный «Золотой петушок».
— Но ведь «Золотой петушок» и в самом деле… — вставил Мелин.
— Петушится, — усмехнулся Бентхауз.
Нетерпеливым движением руки Церр отмел всякие возражения.
— А что он до этого вытворил, вы, наверное, слышали. Даже газеты, в общем-то весьма благосклонно относящиеся к так называемым «подвигам», осудили его за ухарство и безрассудство. Этот самый Руно Гай отправлял в систему Юпитера товарную ракету со взрывчаткой, и что-то заело в топливном канале, так он вместо того, чтобы отложить старт, проверить, исправить, сам влез в автомат и махнул к Юпитеру. Полная ракета взрывчатки, неисправный клапан — и человек на борту. Представляете, какой поднялся переполох? Весь Марс три ночи не спал…
— Но ведь все кончилось благополучно? — подмигнул Мелину Бентхауз.
— Не в этом дело. Дело в пристрастии к риску, ненужному, неоправданному риску.
— Я, кажется, слышал про этот случай, — опять вклинился Мелин. — Взрывчатка-то нужна была срочно. Там люди сидели на пути лавины, целая исследовательская станция. И газеты как будто бы даже хвалили Гая. В свое время я много читал о нем…
Церр отмахнулся, как от мухи.
— Детали! Или вот вам еще. Когда на Венере началось извержение вулкана Жерло, этого огненного колосса, — помните, шумная дискуссия была? — наш молодец, ни у кого не спросившись, без подстраховки, на обычном исследовательском катере, еще с двумя такими же авантюристами на три километра опустился в кратер. Туда, в раскаленную трубу, в кромешный ад. И в решающий момент реактивная тяга едва не отказала…
— Но ведь не отказала? — подмигнул Мелин.
— Да-а, смельчак, — задумчиво протянул Бентхауз. — Хотел бы я с ним познакомиться.
— Познакомитесь, Бент. Однако радоваться абсолютно нечему, уверяю вас. Для «Толчинского» было бы куда приятнее не попадать в ситуацию, чреватую знакомством с этим «героем», — непременно доведет до беды. Подобных историй я мог бы рассказать не меньше десятка.
— Но вы-то знаете его, Церр? Лично?
— Лучше бы я его не знал! — в порыве искреннего чувства воскликнул Церр.
На минуту воцарилась тишина. Мелин потер перевязанное плечо, поморщился и поудобнее устроился на упругой панели под креслом, привинченным к бывшему, полу, а ныне стене. Ларри Ларк открыл глаза, оценил обстановку — и снова как бы исчез для присутствующих.
— Это произошло в Якутии, возле Полярного Круга, на речке Муоннях. Я заведовал там рыборазводней станцией, и нам за два десятка лет напряженного труда удалось вывести перспективнейшую породу пресноводной рыбы. Может быть, слышали, «церроус хандзеен», «рукотворная Церра»? Собственно, даже не вывести — создать заново, из ничего, как господь бог. Бесподобная, скажу я вам, получилась рыбка. И двадцать лет, лучшие годы жизни, день за днем… Вместе со мною работала и моя единственная дочь Анита, тоже ихтиолог.