– Куда ты, дурашка! Куды собрался, родимый? Эх, вовремя я успел! Опять эти сопли, пух и световые фейерверки! Хоть бы немного разнообразия. Господа, вы устарели. Ну, невозможно же – из раза в раз – одно и то же. У меня сейчас начнется чих и слезотечение. – Чья-то сильная и грубая ладонь схватила Владимира за рукав, встряхнула и поставила на грешную землю. Сразу же вернулись боль, тяжесть и страх. Страх снова заставил зубы стучать. – Кыш-кыш отседа! Не по адресу, господа! Опять ошибочка вышла… Господин Махнев приписан к моему ведомству, причем без всяческих сомнений и предварительных расследований.
Раздался громкий и бесцеремонный хохот. Незнакомец дунул в сторону голубого столба и снова дернул Владимира за рукав.
– Нет, сокол мой, нам с тобой не туда! Нам совсем в другую сторону.
– Куда? – голос дрожал от страха.
– Куда? В Геенну Огненную… А что такое? Ты чем-то не доволен? – незнакомец хмыкнул.
В тот же миг голубой столб стал трепетать, бледнеть и укорачиваться. Углы комнаты вновь заволокло сумраком. Раздался короткий, словно обрезанный трубный звук, чирикнули возбужденные ангелы. В их беглых прощальных взглядах прочиталась такая печаль, что Владимир в очередной раз содрогнулся от непостижимого, безвозвратного горя, предчувствия неминуемой катастрофы. Раздался мягкий хлопок, и столб исчез – будто его и не было.
– Пойдем! – властно изрек незнакомец, – нам лучше уйти до рассвета – легче будет путь.
– Я не хочу, я не пойду с вами! – голос Владимира прозвучал слабо, просительно, почти трагически. – Отпустите, умоляю!
– Отпустить тебя? Ты в своем уме? Хозяин приказал доставить тебя к месту назначения, причем без проволочек.
– Отпустите, а!
– Да не дрожи. Смотреть противно… Где твоя гордость? Лоск, бравада, Вольдемар? Куда исчезло все? Неужто это ты – губитель женщин, любитель рифм, софист, философ, лицедей? Стыдись, от страху ты покрылся потом и дурно пахнешь… Где же твой парфюм? Ну ладно, я тебе потом его пришлю. Что братец, страшно? Ну, а как ты думал? – незнакомец рассмеялся. – Уж сколько раз бывал я порученцем, гонцом, конвойным, стражем, наконец: и всякий раз бываю я довольным. Чего греха таить? Мне сладок этот крест! Замечу, из пристрастия к тебе, к твоей натуре тонкой я буду иногда, когда нахлынет рифма, увлекать тебя стишками. Ты не против? – прозвучал нарочито дурашливый вопрос. – Хотя по части стихоплетства, я признаюсь, ты пальму первенства на финише возьмешь… Но, от судьбы своей, дружочек, теперь-то ты уж точно не уйдешь.
Владимир опустился на стул и покосился на мужчину. Темный плащ полностью скрывал его высокую фигуру, лица почти не было видно, вернее, создавалось впечатление, что его визави прячет взгляд.