Иван Филиппович встал, поманил к себе повариху, тихо сказал:
— Пойду отдохну малость, в четыре утра встал: не выспался. Ты разбуди часика через два.
— Хорошо! Хорошо!
В палатке было тихо, пахло травой и болотистой сыростью. Иван Филиппович смотрел на отливающий солнечной желтизной брезент и не мог уснуть. Двенадцатое лето он проводит на рыбалках, почти четвертую часть всей жизни. Давно подумывал уехать на «материк». Наработался, насмотрелся на Север. Сына нужно было выводить в люди. Иван Филиппович думал послать Славика после армии на учебу в институт. «Лет пяток еще поскриплю, — подумал мастер, — а там, глядишь, пенсия подойдет, а Славка на ноги встанет». С этими мыслями Иван Филиппович уснул, провалился в теплое, пахнущее морем небытие.
Повариха Анна залезла в палатку и стала толкать Иван Филипповича.
— Да проснись ты! Проснись!
Жалко ей было мастера, устал ведь, но повариха знала, если не разбудишь в указанное время, проснется и отругает.
Иван Филиппович открыл глаза, сел, повел плечами.
— Жена приснилась, — сказал спокойно и нахмурился.
— Это к перемене погоды! — Анна скрестила на животе руки и, прищурившись, не отрываясь, смотрела на мастера.
— Странный какой-то сон, вроде жена стала спрашивать, когда рыба пойдет. Надо же…
Он будто невзначай взглянул на Анну, та потупила глаза.
— Ты чего?
— Так, — ответила Анна. «Господи, какая глупая, все робею и волнуюсь при нем, как в молодости».
— Тяжко что-то на душе. — Иван Филиппович стал торопливо застегивать рубашку, потянулся за пиджаком, который лежал скомканным в головах. — Что-то неладное со мной творится. На работе отвлекаюсь, а как один — муторно! Напиться, что ли?
— Что же это с тобою, Вань? — голос Анны дрогнул.
— Черт его знает, — тихо ответил Иван Филиппович. — Может, болезнь какая?
Он оделся и вышел из палатки. Вскоре уже слышен был его беспокойный голос там, где строился засолочный цех.
Анна все сидела в палатке, скрестив на животе руки, смотрела перед собой, слушала, как стучит сердце, как хлопает на ветру брезент, и думала тревожно о своей странной и непонятной жизни.
Восемнадцатилетней девчонкой завербовалась на Север. Здесь влюбилась в молодого парня, да так и осталась подле него ни женой, ни девкой, ни бабой. Видно, так на роду было написано любить человека, быть всегда с ним рядом. Она не сетовала на то, что не была его женой, ни тогда, ни теперь. Любила — и все. Ездила за мастером по Чукотке, даже не замечая частых его перемещений по службе. И сама из-за этого чем только не занималась. Работала медсестрой в больнице, воспитателем в детском садике, сторожем в школе, заведующей гостиницей, почтальоном, завхозом, кассиром и поваром — работала везде, не гнушаясь ничем, лишь бы быть с ним. Может быть, эта ее обреченная верность, стремление быть всегда с ним породили в нем уверенность, что так все и должно быть.