— Жарко у нас сегодня. Зиму все мерзли, а теперь вот не продохнешь, а я еще сдуру свитер под шубу надела.
Кассирша по-прежнему молчала, только посмотрела как-то тихо, печально на Елизавету, точно на больную.
Вахтерша расстегнулась, вытерла платочком лицо и опять заговорила:
— Я раньше тоже сильно переживала, шутка сказать, муж бросил. Стервец, снюхался тут с одной и уехал. Перед детьми и людьми стыдно было. Бывало, ночи напролет плакала. До чего дошло — сердце стало болеть, хоть помирай, и все. Наплачусь, разволнуюсь, а оно и давай болеть, колоть под грудью. Я валерьянку да валидол в себя загоняю — не помогает. Потом давление стало подскакивать, аж в голове темнело. «Скорую» все время вызывала, в больнице месяцами лежала. По правде сказать, я уж смерти ждала как избавления. Да при таком волнении меня бы не намного хватило. Спасибо, Сергей Павлович подвернулся. Он такой мужичок невидный, худенький, с бородкой. Его тут все Исусиком звали. Он и впрямь будто какой-то навоженный был. Говорил со всеми тихо, вежливо, и все приятное. От него я ни одного матерного слова не слышала или еще какого ругательства. Он прямо врачевать души людские мог.
— Где он сейчас? — заинтересованно спросила кассирша, и с глазами ее разом что-то произошло — они будто потеплели.
— Года три назад на материк уехал. Жена у него сильно захворала, вот он и подался, — взбодренная неожиданной заинтересованностью кассирши, Елизавета теперь стала рассказывать более азартно. — Он человек был грамотный, умный. Университет кончил и еще в какой-то школе учился, уж не помню в какой, но он рассказывал. С высоких должностей сам ушел — хлопотно больно было. Платили мало, а за все ругали, потом общественные поручения донимали.
Подходит он ко мне и говорит, чего ты, милая, страдаешь, здоровье свое не бережешь, загубишь его, потом не восстановишь. Давай меня просвещать, что и как нужно сделать, чтобы счастливой быть. Говорит, мол, я новую веру изобрел, если ты ее примешь, то ни горя, ни забот не будешь знать. Я сначала над ним насмехалась, его все тут за чокнутого принимали, а потом как-то втянулась, поверила ему. И знаешь? Прошло время, давление у меня стало нормальным, сердце уж не болит, короче, оздоровела я. Тут все просто. Это на игру похоже. Играешь со своей душой и чувствами — забавляешь их приятными мыслями.
Опять пронзительно зазвонил телефон.
— Да что они, с ума посходили, звонить в такое позднее время? — весело воскликнула Елизавета, поднимаясь из-за стола.
Вновь спрашивали директрису Дома культуры. Елизавета отвечала охотно, даже чуть-чуть лихо, — нравилось ей говорить по телефону.