Дверь в туалет распахнулась, и до меня долетел обрывок фразы:
— …так ей и надо.
— Послушай, тебе не кажется, что это слегка перебор? — возразил другой голос.
Я бесшумно взобралась с ногами на унитаз.
— Дин перегибает палку, — продолжал тот же голос. — Сегодня это смешно, а завтра она будет валяться в реанимации, как Бен.
— Бен не виноват, что он голубой, — возразил первый голос. — А она сама виновата, что ее держат за шлюху.
Второй голос хихикнул. Я едва сдержалась, чтобы не всхлипнуть. Зашумела вода, зашуршали бумажные полотенца. Дверь распахнулась и закрылась. Наступила тишина.
Я никогда не прогуливала школу. Монахини так крепко вдолбили в меня христианское смирение, что даже сегодня я не могу сказаться больной на работе. Но тот день выбил меня из колеи, вкатав в асфальт всегдашний страх ослушаться. У меня сперло дыхание от обрушившегося унижения. Без конца теребя пальцами прядь волос («стереотипное поведение с целью самоуспокоения», — сказал бы специалист по языку тела), я дождалась звонка на урок, обождала еще минут пять, чтобы не наткнуться в коридоре на опоздавших, и быстро вышла из туалета, направившись к черному входу. Я собиралась доехать на поезде до Тридцатой улицы и целый день бродить по городу. На середине парковки меня окликнули. Это был Артур.
— Где-то тут были остатки лазаньи, — сказал Артур, оглядывая недра урчащего холодильника.
Я взглянула на кухонные часы: четверть одиннадцатого.
— Я не буду.
Артур подхватил обеими руками кастрюльку, сверху которой жирно блестела запеченная сырная корочка, и толкнул бедром дверцу холодильника. Затем щедрой рукой отрезал кусень лазаньи и сунул тарелку в микроволновку.
— Ох. Совсем забыл. — Он слизнул с пальца томатный соус, рухнул на колени и принялся шарить в своем рюкзаке. — Держи.
В меня полетели мои спортивные шорты.
Они были легче бумаги, но, поймав их, я тяжело охнула, словно меня пнули в живот.
— Откуда они у тебя? — выдохнула я, расправляя их на коленях, как натянутую салфетку.
— Можно подумать, к ним, как к «Джоконде», не подступиться, — ответил Артур.
— В смысле?
Артур застегнул молнию на рюкзаке и выразительно на меня покосился.
— Ты что, в Лувре не была?
— А где это?
— Мама дорогая, — закатил глаза Артур.
Запищала микроволновка, и Артур завозился с тарелкой. Пока он стоял ко мне спиной, я незаметно нюхнула свои шорты. Должна же я знать, что унюхали все остальные.
Пахли они прескверно. Резкий первобытный запах словно разъедал легкие. Я скомкала их и затолкала в рюкзак. Подперев голову рукой, я снова заплакала, и с кончика носа закапали слезы.