— Вот такой, — он потыкал в бумагу пальцем.
— Тебе придаются — танковая бригада, саперы, лыжные эскадроны, с эдакой силищей ты не только на тот берег, ты к Хельсинки выскочишь! А тут-то всего, — Георгий Константинович поелозил курвиметром по карте, — всего то двадцать семь километров. Плюнуть и растереть! Пока нас не ждут, залив нужно пересечь. Пойдете левее, с острова вас не видно будет. Лыжников вперед пусти, пусть дорогу торят. Обоз и артиллерию оставь, пустое это, там вам не понадобится. Сухпай поди не проели? На том берегу и доедите. Лыжников и саперов армейский автобат, только что доставил, командиром у них подполковник Данилов, ну танкистов 40-й бригады, ты лучше меня знаешь. Вот пакет с приказом на марш и наступление, внутри и для 40-й бригады и для лыжной, так что вручишь сам. Для связи даю армейскую машину с рацией и связистами, каждые два часа шли телеграмму, сколько прошли. Что б после двадцати ноль-ноль я вас на берегу найти не мог. Ну, чего встал? Исполнять!
Что оставалось делать, через левое плечо — кругом и вперед и с песней — исполнять.
Ночной марш, по незнакомой местности, сам по себе не подарок, а тут — «покорители северного полюса», «папанинцы», ммать иху! Даже вспоминать не хотелось. Шли по азимуту, натыкаясь на полыньи и торосы, впереди лыжные эскадроны — веером, дорогу нащупывают, за ними саперы, ломами и лопатами пытались как то сгладить путь и обставить его вехами, а уж за ними батальоны дивизии в колонну по четыре с увеличенными дистанциями. В промежутках между батальонами, полуторки и танки. Одни других, ежели чего на длинных тросах вытягивали. Каждые пять километров ставили палатки с бочками, в которых жгли дрова напополам с бензином — пункты обогрева. Все одно, сколько народу отстало и померзло, сказать ни кто не смог, рапортички учета личного состава перед маршем не собрали, просто не успели, так что сколько людей он вывел на лед, ни начштаба ни сам комдив не знали. Придем на место, там посчитаем. Несколько раз лед не выдерживал, проваливался. В черную бездну уходили и люди и машины и танки. Новые полыньи обставляли вехами, брали левей или правей и продолжали марш. Михаил Петрович большую часть пути проделал в санках, но тоже устал и измотался изрядно. Ближе к утру начались эксцессы, некоторые несознательные красноармейцы и младшие командиры стали отказываться продолжать движение, на уговоры и приказы не реагировали. Послышались панические и антисоветские выкрики: — «На смерть завели! Предательство это!», ну и тому подобное. Пришлось применять жесткие меры, паникеров и трусов, прямо здесь, около колонны приказал расстреливать. Помогло, движение возобновилось.