Завершив свой труд, мы расположились в капсуле, любуясь творением наших рук, пока нас не осенило, что теперь мы остались без работы.
— А дальше что, Джерри?
— Эсс?
— Дальше что будем делать?
— Дальше ждать мы. — Драконианин пожал плечами. — Иначе что, на?
— Гавей, — кивнул я.
Поднявшись на ноги, я пошел к отверстию в загородке. Дерева на дверь у нас не было, поэтому в одном углу мы не состыковали стены, а изогнули и продлили одну метра на три дальше другой, оставив проход с подветренной стороны. Ветер на острове вообще никогда не утихал, однако дождь унялся. Хижинка, конечно, вышла у нас неказистая, но при одном взгляде на сооружение, воздвигнутое посреди необитаемого острова, у меня на душе теплело. Как говорил Шизумаат, «разумная жизнь оказывает стойкое сопротивление Вселенной». По крайней мере так я истолковал тот форшмак, который у Джерри сходит за английскую речь. Пожав плечами, я подобрал заостренный камень и сделал очередную зарубку на большом валуне, служившем мне календарем. Всего получилось десять царапин, причем под седьмой стоял маленький крестик, отмечая тот день, когда огромный водяной вал чуть не накрыл остров.
Я швырнул осколок наземь.
— Черт, до чего я ненавижу весь этот остров!
— Эсс? — Джерри высунул голову из-за стенки. — С кем разговаривать, Дэвидж?
Я злобно покосился на дракошку, но затем помахал ему рукой.
— Ни с кем.
— Эсс во «ни с кем»?
— Никто. Ничто.
— На гавей, Дэвидж.
Я постучал пальцем по собственной груди.
— Я! Со мной! Я разговариваю сам с собой! Это-то ты можешь гавей, жабья рожа?
Джерри покачал головой.
— Дэвидж, теперь я спать. Не надо разговаривать так много ни с кем, на?
Он скрылся за перегородкой.
— … И мать у тебя такая же! — бросил я ему вслед. Но только, строго говоря, жабья рожа, нет у тебя никакой матери, да и отца нет.
«Если бы тебе предоставили право выбора, с кем бы ты хотел очутиться вдвоем на необитаемом острове?» Меня разобрало любопытство: хотелось ли хоть кому-нибудь и когда-нибудь очутиться вдруг в холодном и мокром уголке преисподней вдвоем с гермафродитом?
На полпути к подножию пригорка я свернул на тропинку, отмеченную камешками, и подошел к небольшому водоему; он являл собой нечто среднее между садком и бассейном и был наречен Ранчо Слизнячок. Вокруг громоздилось множество изъеденных водою скал, а под ними, в воде садка, обитали самые жирные оранжевые слизни из всех нами обоими виденных. Это открытие я сделал во время одного из наших строительных перерывов и тогда же показал слизней Джерри. Он пожал плечами.
— И что?
— Что «и что»? Слушай-ка, Джерри, твоих питательных палочек нам не навек хватит. Что мы станем есть, когда они кончатся?