Мне, честно говоря, внушает большие опасения то, что практическое востоковедение у нас оказалось отброшено назад на многие десятилетия и до сих пор не восстановилось. Когда я участвовал в V Московской конференции по международной безопасности, был модератором секции по Ближнему Востоку, то не видел там ни одного человека из Института востоковедения! Я ничего не понимаю. У нас есть вообще Институт востоковедения, он работает? Если да, то почему на столь важном мероприятии не оказалось их представителя? Причем, насколько я знаю, приглашение на конференцию институт получил и в первоначальном списке был кто-то из тамошних больших начальников. А потом почему-то исчез. Может, у нас уже и востоковедения никакого не осталось? А может, и осталось. Я не знаю. Знаю только одно: надо восстанавливать связь с практикой. Во время войны в Афганистане ныне покойный генерал-майор Леонид Иванович Шершнев, человек, сыгравший в моей жизни большую роль, создал при Военном институте специальные курсы по изучению языка дари, чтобы люди, попадающие в Афганистан на службу, хоть что-то понимали. Сейчас нам надо поступать так же. Сколько у нас специалистов-курдологов? Кто-нибудь занимается народом заза? А сколько специалистов по алевитам, в том числе турецким?
У нас есть уникальная возможность готовить специалистов по Центральной Азии — привлекая русскоязычных жителей этих стран, переезжающих в Россию. Они же родились и выросли в той среде.
Почему бы не дать им гражданство и не вырастить из них специалистов — не только по борьбе с терроризмом, но и по Центральной Азии вообще.
Крайне важное направление — военное востоковедение. Недавно меня пригласили в Военный университет МО РФ, преемник Военно-политической академии им. Ленина. Там все серьезно. Армия думает о перспективе — в частности, расширяется список языков, изучаемых на переводческом факультете, там есть и турецкий, и курдский; в университете собирают лучших специалистов. Есть ли что-то подобное в других сферах? Не знаю. Но нельзя забывать, что и в Российской империи, и в Советском Союзе была мощная школа востоковедения. Вспомним Иосифа Абгаровича Орбели — более крупного курдолога я не знаю. А были и такие сильнейшие практики, как генерал Павел Анатольевич Судоплатов, пламенный патриот Советского Союза, репрессированный только за то, что входил в команду Берии, — он работал с Мустафой Барзани, отцом Масуда Барзани. Есть ли у нас сейчас такие люди? Вот что волнует меня сейчас больше всего. Потому что не может быть ни малейших сомнений в том, что, если мы хотим добиться своих целей на Ближнем Востоке, уже в ближайшее время нам придется очень тесно работать с курдами, заза, другими народами. И нам необходимо готовить специалистов, которые не избегали бы международных конференций, проводимых Министерством обороны в интересах обеспечения безопасности России, а работали бы в этом направлении. Если специалист работает — он молодец. Если не работает — пусть идет на пенсию и даст дорогу молодым. Мы должны изучать регион профессионально и очень глубоко, на уровне той школы, которая существовала и в Российской империи, и в Советском Союзе. Мы должны готовить новых генералов Судоплатовых и академиков Орбели. Побывав в Военном университете МО, я понял, что новые Судоплатовы у нас обязательно будут — это лишь вопрос времени. А сможет ли Институт востоковедения воспитать новых Орбели? На этот счет у меня есть определенные сомнения. И я буду очень рад, если эти сомнения окажутся ошибочными.