Я помолчала.
— Думаю, он составит окончательное мнение, когда я подготовлю фильм, — наконец ответила я.
Интервьюер фыркнул.
— Как он с вами обращался? Надеюсь, он не поселил вас в галерее вместе с остальной своей коллекцией?
— Боюсь, что сначала так и было, но на выходные он отвез меня в Колорадо.
— То есть вы не выступали перед публикой?
— У меня было несколько частных показов.
Интервьюер продолжал всезнающим тоном:
— А вам не кажется, что в том, чтобы продавать себя на аукционе, есть что-то провокационное? Или мы все были свидетелями обыкновенного рекламного трюка?
Не знаю, почему я согласилась на это интервью сразу после возвращения домой.
— Знаете, я всегда говорю, что мое творчество носит исповедальный характер, но я не являюсь его темой. Я воспринимаю себя как посредника для передачи зрителям моих идей — той же канвой, если угодно. Основа моего искусства — новый взгляд на знакомые вещи. Первое впечатление, которое составляет девяносто девять процентов нашего мнения, открывает только один из аспектов произведения.
— Не секрет, что за последнюю неделю пресса чрезвычайно интересовалась, — если не сказать больше, — вашими отношениями с Эйданом Джероком, курирующим этот проект. Можете ли вы пролить свет на этот вопрос? В конце концов, вы в наших творческих кругах являетесь блистательной парой. Любые изменения в вашей жизни попадают на страницы журналов и газет.
Этот вопрос нельзя было назвать деликатным. Я старалась не раздражаться, но мой голос все равно поднялся на октаву выше.
— Это, честно говоря, не ваше дело. Эйдан Джерок сейчас в Нью-Йорке, работает над новым проектом, связанным с продажей произведений искусства.
— Эстер Гласс, боюсь, наше время истекло. Спасибо, что были с нами в эфире и добро пожаловать обратно в Лондон.
— Это не их собачье дело!
Я сидела на заднем сиденье автомобиля и говорила по телефону с Кэти.
Она помолчала.
— Ты уже видела газеты?
Они лежали у меня на коленях, и на первой полосе каждой из них я узнавала себя. Журналисты запечатлели мое появление в аэропорту Хитроу вчера ночью: черная одежда, темные очки, губы сжаты в тонкую линию. Я напрасно старалась уснуть в самолете. Ко всему прочему, «Таймс» и «Телеграф» добавили к этой фотографии еще одну, поменьше: поэтичная охапка белых лилий на снегу. К фотографии прилагалась надпись: «Символический мемориал, воздвигнутый Эстер ее отношениям с Эйданом Джероком».
Кэти благоразумно воздерживалась от расспросов, и я тоже ничего не пыталась объяснить.
— А «Кларион» у тебя есть? — нерешительно спросила она.
Заголовок на первой странице гласил: «Гейша от искусства летит домой».