Викторина в «Олимпии» представляет две темы — физическое обладание и воздействие искусства. Она была написана, чтобы шокировать, как один из первых в истории искусства эстетических экспериментов. Изобразив ее в такой позе, Мане сознавал, что именно хочет таким образом выразить. И после появления «Олимпии» все предшествующие картины стали историей. И все стоящее, что было создано после, относилось уже к современному искусству.
Я пыталась представить себе внутренний мир Викторины и размышляла над тем, насколько они были близки с Мане. Надеюсь, она разделяла замысел художника и осознанно являлась неотъемлемой его частью. В противном случае негативная реакция публики стала бы для нее настоящим потрясением. Мне было интересно, какой способ заработка предпочитала Викторина: физически мучительная работа натурщицы или же удовлетворение прихотей незнакомцев, что, несомненно, быстрее и в некотором смысле проще. Я размышляла над тем, спала ли она с Мане — до или после позирования — или вовсе нет? Я, конечно, не первая и не последняя натурщица, которая спала с художником, писавшим с нее портрет. На меня нахлынули воспоминания о периоде, ставшим отправной точкой в моей творческой карьере.
Шея уже начинала болеть. Я, обнаженная, сидела на стуле, закинув ногу на ногу, положив правый локоть на левое колено и повернув голову на сорок пять градусов. Это была четвертая и последняя поза на сегодня. На улице кто-то закричал, просигналил автомобиль, затем еще раз; обычное раздражение водителей в 10.45 утра в четверг. Ковент-Гарден просыпался. Десять пар глаз поочередно фокусировались на моем теле, затем снова смотрели в альбомы, чтобы отобразить увиденное.
Пока они тихо работали, не произнося ни единого звука, я разглядывала студентку, сидящую напротив меня. Ей было около двадцати; хрупкая блондинка с дредами; широкий рот, тонкие губы и выступающие скулы — скандинавский тип внешности. Лицо без следов косметики, веснушки на переносице, маленький, правильной формы нос. Глаза у студентки были цвета морской волны, то серо-зеленые, то лазурные, затем — оттенка гранита, — в зависимости от игры тени и света, проникавшего в студию через высокие окна в викторианском стиле. Девушка носила джинсы, испещренные переводными картинками с рыбками и ракушками, а сверху — длинную тонкую полоску фиолетового газа, которой она как-то ухитрилась обмотать себя, от талии до шеи, где ткань образовывала воротник хомутиком. На ее ногах были кроссовки небесно-синего цвета с пурпурными шнурками, словно созданные Матиссом, если бы он дожил до наших дней. Мне хотелось бы ее нарисовать, подумала я, это было довольно забавно, учитывая, что в настоящий момент она рисовала меня.