– Под щетиной не видно будет, – отмахнулся варяг.
Рану промыли, стянули стяжками и даже не стали зашивать.
Данила обошёлся без ранений, но после схватки его так затрясло, что впору связывать. Друзья к состоянию их друга отнеслись с пониманием: подкалывать не стали, отвели в дом, где, кстати, был накрыт шикарный стол, правда, провонявший гарью.
Молодцов съел мясо и хлеб, отдававшие копотью – ему показалось, что ничего вкуснее он не ел последние месяца два, – запил кувшином бражки и лёг спать успокоившимся и почти счастливым.
Уснул он прямо на лавке в тереме: выстуженном, с погасшей печкой, но Данилу это ничуть не смущало.
Смутило и даже напугало другое – сон. Данила опять увидел во сне трёх варягов. Они стояли к нему спиной, но Молодцов знал, что это варяги. Они разговаривали с Гуннаром Скрягой, тем самым, которому покоцал рожу Воислав в Смоленске. Но во сне нурман предстал не окровавленным, каким последний раз видел его Молодцов, а уже с зажившей раной – шрам тянулся от подбородка до скулы.
Гуннар разговаривал с варягами, усиленно жестикулировал, ругался и вообще выглядел возбуждённым. Чем закончился разговор, Молодцов не узнал, его растолкали в плечо.
– Даниил, вставай, добычу делить будем! – Ждан так радостно улыбался, что Молодцов просто не мог ему нагрубить и поплёлся за другом.
Воздух на улице отдавал зимней свежестью, не то что в бараке. Следов вчерашнего побоища почти не осталось. Солнышко светило, снег хрустел под ногами, люди кругом были заняты делом – идиллия. Вспомнишь, что вчера тут творилось, и не поверишь, что такое могло быть в реальности, а не было страшным наваждением.
Раздел добычи походил на что-то среднее между религиозным ритуалом и торжественным вручением наград. Воислав и Путята поочерёдно вручали «заработанное»: несколько меховых шкурок и драгоценности. Купец прилюдно засвидетельствовал, сколько какая шкурка стоит: меха-то все разные. Обещал лично реализовать товар за небольшие комиссионные.
Воислав лично жал руку охраннику, говорил что-то ободряющее во всеуслышание и добавлял ещё пару слов на ухо, затем звал следующего.
Данила тоже получил свою долю: несколько кусочков серебра, вместе тянувшие на полкило, то есть почти на три гривны, золотой самородок, стоивший раз в десять дороже серебра, пару шкурок (в мехе Молодцов не разбирался). Пожал крепкую мозолистую длань Воислава.
– Молодец, ты люто бился. Даниил, такого, как ты, можно даже в младшие гридни взять, если ещё немного подучишься.
«Молодец» – а что, хорошее прозвище вышло!
– Батька? – вдруг спросил Данила.