— Х…хильфе… — прошипел ротенфюрер, дико выпучив от удушья бесцветные глаза, ощущая, как на кадык его навалилась смертная тяжесть. Он еще пытался выпростаться из-под шинели и ветвей, когда Юрка, животом лежа на березке, поперек ее гибкого прогнувшегося ствола, изо всех сил вонзил ему нож в шею, в промежуток между квадратным подбородком и корой деревца.
— У-х-х-кл… — то ли икнул, то ли заклохтал немец, и едва Юрка выдернул нож, как яркая кровь фонтаном плеснула вверх, почти в лицо Юрке. Он уже через секунду сместился налево, где барахтался Мюллер. Юрка правильно определил его как разгильдяя. Самая нижняя толстая ветка, придавленная березкой и Юркой, обогнула шею эсэсовца и захлестнула ее как петлей. Этого даже Юрка не ожидал. К тому же Мюллер, оказывается, не только накинул на себя шинель, не продев руки в рукава, но и застегнул несколько пуговиц. Должно быть, боялся застыть… Его ноги угодили в кучу хвороста, и он беспомощно дрыгал ими, пытаясь выдернуть, но только стащил с себя один сапог. Наконец, на груди у него, поверх шинели, лежал его же собственный топорик с острым лезвием, который от судорожных движений скатывался к горлу и уже давно бы вонзился в него, если бы не комель березки. Топор схватил Юрка. Он вдруг решил, что этого немца можно взять как «языка». Он с силой хватил обушком топора по каске, и этого хватило, чтобы и без того полузадушенный Мюллер потерял сознание.
— Сюда! — полушепотом крикнул Юрка, и девушки, треща кустами, подбежали к нему. Втроем ухватились за бессильно обмякшую тушу и выволокли из хвороста. Финкой Юрка отхватил полу шинели ротенфюрера и, разжав Мюллеру рот, запихал туда скрученное в трубку эрзац-сукно. Руки Мюллеру скрутили его же собственным поясным ремнем, а ноги — ремнем ротенфюрера.
— К саням его! — скомандовал Юрка, и ему подчинились, словно он был командиром разведгруппы. Пока девушки, пыхтя, тащили немца через кусты, Юрка наскоро завалил труп ротенфюрера хворостом, снял с куста оба автомата и подобрал топорики — в хозяйстве все сгодится. Подобрал и подсумки — в них было шесть магазинов. Когда он, более-менее убрав бросающиеся в глаза следы схватки, вернулся с трофеями к саням, немца уже уложили в сено и привязали веревкой к розвальням. Мюллер уже очнулся, но то ли еще не совсем понял, что произошло, то ли, наоборот, уже поняв, что сейчас лучше не рыпаться, лежал тихо и только вертел испуганными, поросячьего образца глазками и хлопал белесыми ресницами.
«„Язычок“! — размышлял про себя Юрка. — Как бы его в отряд переправить? Климыч небось на сахарок расщедрится! Ведь он наверняка больше про всю эту систему знает… Эх, если б на том берегу фрицев не было… Уж давно бы ушли! Ведь вся драка была на глазах, что называется… Никого в доте нет! А что, если сейчас уйти как-нибудь за проволоку?» Юрке стало немного страшно и одновременно весело, как в довоенное время, когда он затевал какое-нибудь баловство. «Проволока, дот — это все ерунда! — рассуждал Юрка. — Вот если там мины, то это плохо… А за спиралью Бруно наверняка мины! А может, еще и силки…» Силками Юрка именовал так называемые МЗП — малозаметные препятствия — проволочные петли-удавки, которые летом прячут в траве, а зимой — в снегу. Попади в них ногой — и застрянешь, а пока будешь выкарабкиваться — наступит каюк…