Спустившись с крыльца, Корней отвесил еще один поклон и лихо, как молодой, взмыв в седло, направил коня к воротам. Отроки тоже отмахнули боярыне поклоны, быстренько разместились в санях и тронулись вслед за Корнеем.
Когда Нинеина весь скрылась из виду за деревьями, дед придержал коня и, поравнявшись с санями, с какой-то веселой злостью глянул на Мишку:
– Кхе! Ну, баба, ну, умна! Эх, была бы помоложе, – дед по-гусарски подкрутил усы, – какая бы воеводиха из нее вышла!
«Нy-ну, слышала бы Листвяна… Все-то вы, женщины, про нас знаете, кроме одного – почему мы одних любим, а на других женимся! Не помню, чья мысль, но замечено точно».
– Да что там воеводиха – княгиня, царица! – продолжал восхищаться дед. – Семь потов с меня согнала! Счастлив твой бог, Михайла, что она тебя любит! И с чего бы? Лоботряс лоботрясом! А она! Ой, не дай бог такой на зуб попасться! На-ка, погляди, чем отдарилась.
Дед подал Мишке замшевый сверток. Внутри оказался туго свернутый пергаментный свиток, тесно, почти без полей, исписанный уставом. Мишка, не без труда, начал разбирать первые строки – как и в большинстве документов этого времени, интервалов между словами не было, а некоторые буквы были пропущены – не вследствие ошибок, а в соответствии со способом письма, экономящим место на дорогом пергаменте – «под титлом».
Документ оказался Пространной Русской Правдой – сборником законов Ярослава Мудрого, дополненным Владимиром Мономахом.
– Ну, понял, на что намек? – поинтересовался дед, заметив, что Мишка разобрался с несколькими первыми строчками.
– Чего ж тут не понять, деда? «Юному роду, ничем, кроме воинских дел, себя не прославившему», пора выказать себя на поприще управления.
– Вот я и говорю: лоботряс! Ничего, кроме того, что снаружи, не видишь.
– А что еще-то? – не понял Мишка.
– А то, что у нас в Ратном никогда ничего подобного не было, а у нее – пожалуйста! Еще и подарить может! Поприще, поприще… управлять-то по закону надо, а мы – ни уха ни рыла! Не выказывать себя, а учиться надо! А то так выкажем… Ну, баба!
Дед снова подкрутил усы и послал коня вперед.
Май 1125 года, база Младшей стражи – Нинеина весь
– Раз-два, левой! Левой! Левой!
Роськин голос, когда он вот так муштровал свой второй десяток, очень напоминал голос Ходока, скорее всего, потому, что Роська, вольно или невольно, подражал командным интонациям кормщика.
– Раз-два, левой! Глаголь, Он!
– Го!
– Земля, Ук!
– Зу!
– Левой! Левой! Левой! Хер, Аз!
– Ха!
Молодые голоса отвечали дружно, весело, даже с некоторой лихостью: вот, мол, как мы уже грамоту знаем!