Утром 17 декабря 1917 года к Петрограду медленно подходил эшелон. Два паровоза с трудом тащили длинный извивающийся поезд, составленный из разномастных теплушек. Поезд был переполнен. Те, кто не попал в вагоны, облепили тормозные площадки и крыши, загородившись от ветра одеялами, мешками, листами фанеры...
На вокзале эшелон ждали. Отряд вооруженных рабочих оцепил перрон. Высыпавших из вагонов мешочников согнали в пустой пакгауз. Особая команда снимала с крыш больных и закоченевших...
Часа через два в пакгаузе закончили проверку документов у пассажиров эшелона. Человек сорок отобрали и под конвоем повели в город. В эту группу попал и Константин Лелека.
Задержанных доставили в большое неуютное здание. Лелека плохо знал город, поэтому старался запомнить улицы, по которым вели группу. Последняя называлась Гороховой.
В кабинете, куда после обыска привели Лелеку, небритый человек в шинели внакидку стоял на коленях перед чугунной печкой и совал в нее пачку газет. Связки газет и журналов, тоже, видимо, предназначенные для топки, высились в углу комнаты, занимали весь подоконник.
Загрузив печку, хозяин кабинета похлопал себя по карманам - искал спички. Лелека протянул ему зажигалку. Человек в шинели окинул его неприязненным взглядом, но бензинку взял.
Вскоре в печке забилось пламя.
- Кто вы такой? - спросил человек в шинели.
Лелека молча показал на стол, куда доставивший его конвоир положил отобранные документы.
Следователь стал просматривать бумаги.
- Кто такой? - повторил он.
- Офицер. Бывший, конечно... Поручик. Был ранен, оказался в плену. Сыпной тиф подхватил, потом еще сотню болячек. - Лелека равнодушно кивнул на бумаги. - Да что тут рассусоливать, все сказано в документах.
- Офицер... - Хозяин кабинета швырнул на стол просмотренные бумаги. - Будешь, падло, воевать против Советской власти? Говори!
- Ни за нее, ни против.
- Это как понимать?
- Очень просто. - Уразумев, что ему не грозит ничего серьезного, Лелека перешел в наступление: - Вот так сыт войной! - Он провел по горлу ребром ладони. - Хватит в окопах гнить. Спокойной жизни хочу. Есть хочу: двое суток во рту крошки не было, вот-вот свалюсь от голода. Может, накормите в вашей столовке? А я спляшу за это или песню спою!
- Пошел вон! - загремел человек в шинели. - Живо мотай отсюда, рвань белогвардейская! И гляди не попадись мне во второй раз!
На клочке бумаги он написал несколько слов, бросил бумагу Лелеке. Это был пропуск. Лелека взял пропуск, собрал со стола свои документы и вышел.
Оказавшись на улице, прочитал наклеенное на стене уведомление: