— Господи, да куда вам спешить, — сказала она, когда я посетовал на то, что в ванную никак не пробраться. — Спали бы себе, благо жена молодая.
Я поинтересовался, как она собирается провести воскресенье.
— А мне что воскресенье, что будень, одно и то ж, — ответила Марья Ивановна. — Не работаю и не нужна никому. Кончу сырники печи, позавтракаю и в парк культуры поеду потихоньку. Там, говорят, выставка цветов начинается. Полюбуюсь на цветочки, погуляю возле прудика, лебедей покормлю — вот и в церкву как будто сходила. А потом, даст бог, если дождика не будет, и концерт смотреть останусь на площадке. Благо что бесплатный концерт. Так и день скоротаю.
— И все одна?
— А то с кем же?
— Я представил, что и мне когда-нибудь придется бродить по парку культуры целый день в кромешном одиночестве, — стало жутко. Но старушка глядела на меня спокойно, бесхитростно, рассказывая как о самом обычном, даже не лишенном удовольствия деле.
— Книжечку с собой возьму, молочка бутылочку, печенья…
— Вы бы внуков выписали к себе, — посоветовал я, — у вас внуков полно.
— А на что мне они? — возразила Марья Ивановна. — Пол загадят, цветы обломают, нашумят, наплюют, а родители приедут — им же и нажалятся.
Ну тут мне крыть было нечем. Когда-нибудь социологи, занявшись причинами снижения рождаемости, вплотную подойдут к анализу феномена «отстранившейся бабушки» и сумеют-таки найти разумное и согласованное объяснение этому явлению. Мне же такой анализ был явно не по плечу, хотя в планировании своей семьи мы с Лариской исходили из того, что обе наши будущие бабушки с неизбежностью отстранятся. Во всяком случае, моя мама недвусмысленно заявила, что она нам ничего не должна, а Ларискина была принципиальной противницей продолжения рода как такового. Здесь объективная тенденция работала против нас и позиция Марьи Ивановны ничего нового к этому не добавляла.
— Вон невеста ваша поет, — сказала Марья Ивановна с улыбкой.
Из ванной сквозь всплески душа доносился резкий голос Стефочки Яновской — голос, от которого у меня, как от ледяной воды, ломило зубы.
— И заставлю, — пела, а точнее, выкрикивала Стефочка, — и заставлю любить себя!
Мы послушали немного.
— Хорошо поет, — одобрительно сказала Марья Ивановна. — А что не петь? Мать ей юбку гладит, отец на рынок бегает… Ну да не мое это дело.
Я подошел к двери ванной, из-под которой валил теплый пар, и осторожно постучал.
— Ну, кто еще там? — прервав пение, резким голосом крикнула Стефочка, и я отступил.