Пришла, осмотрелась. Грязь, гадость, навоз, разруха. Деревянные козлы стояли на месте, доска повалилась на пол. И еще она заметила некоторую деталь, которая наводила на размышления. Эта деталь как бы подсказывала, что не только ради нравоучения подвесили Ворсика, и что у человека, который это сделал, были далеко идущие планы.
После похода в свинарник Вероника и позвонила оперу Зыкину. Она хотела не только поделиться своими подозрениями, ей надо было нарисовать Зыкину всю картину преступления. Предыдущий опыт подсказывал, если влип в историю, то чем быстрей ты поставишь в известность милицию, тем лучше. Они там, конечно, тугодумы, у них работы сверх головы, но если заявление написано, то в соответствии с этой бумажкой милиционеры будут трудить мозги. А уж если ты сам создашь ситуацию, из которой выпутаться невозможно, то они, люди в форме, тебя спасут.
Она прождала опера до трех часов. Он не приехал. Глупец, тебе же хуже! Будем действовать самостоятельно. После обеда, надев шляпу с полями, которая более напоминала зонт, чем головной убор и, перекинув через плечо матерчатую легкую сумку, Вероника пошла гулять в другую сторону — на угор.
Второй поход имел куда более серьезные намерения, чем первый. На всякий случай она сочинила себе «легенду». Если придется врать, глядя человеку прямо в глаза, рассказ ее должен звучать правдоподобно.
Вначале она удостоверилась, что художники будут работать на угоре до самого вечера без каких-бы то ни было перерывов. Они воздвигали на деревянном помосте Анну-Скирдницу, здесь все были при деле. Теперь у нее были развязаны руки.
Молодые художники Игнат и Эрик жили во времянке в отдельных комнатах. Каждое помещение — четыре квадратных метра, не больше — имело жесткий топчан, подобие стола, сооруженное из коробок, и стул, плотно завешанный одеждой. Достоинство этих клеток с точки зрения Вероники состояло в том, что они были маленькими, потому обыск в них было делать легко.
Она искала разумные улики. Наивно думать, что где-нибудь здесь обретается черный пакет из-под фотобумаги. У добра молодца наверняка достало мозгов не везти украденные бумаги с собой. Но паспорта у них есть? Вряд ли подозреваемый решился явиться в Стан под красивой фамилией Крауклис. Наверняка он взял фамилию матери, или жены, или еще что-нибудь придумал. Но дату рождения он не мог поменять! Должны же у них быть какие-нибудь документы, подтверждающие, что один из художников родился тридцать два года назад в Риге. Ничего, пусто. Вероника уже мечтала хоть что-нибудь найти, какую-нибудь безделицу, позволившую связать ее хозяина с латвийской столицей. Она обследовала каждый метр площади, перелистала книги, не погнушалась порыться в чемоданах, но кроме початой банки «Шпротов», которая стояла в кухне на засыпанном крошками столе, ничего латвийского не обнаружила.