— Ты найдешь дом старомодным — как вы это называете? — «средневикторианским». Я оставил все как есть, чтобы ты сама могла изменить то, что сочтешь нужным. …
Кенникот впервые по приезде говорил несколько нерешительно.
— Это настоящий Дом!
Кэрол была тронута смущением мужа. Она весело помахала рукой, прощаясь с Кларками. Кенникот отпер дверь: ему хотелось предоставить жене выбор служанки, и поэтому в доме никого не было. Кэрол засмеялась, когда он повернул ключ, и впорхнула внутрь… Только на следующий день они вспомнили, как во время медового месяца сговаривались, что он на руках перенесет ее через порог.
В передней и обращенной к улице гостиной Кэрол поразили тусклость, мрачность и затхлый воздух, но она успокаивала себя: «Я сделаю все это светлым и веселым!» Идя за Кенникотом, который тащил чемоданы наверх, в спальню, она мурлыкала песенку толстых маленьких божков домашнего очага:
Свой домик у меня.
Хозяин полный я!
Хозяин полный я!
Жилье для меня, для жены, для детей.
Он мой!
Она очутилась в объятиях мужа. Тесно прижалась к нему. Каким бы странным, чужим и неподвижным он ни казался ей, все это не беда, раз она может просунуть ему под пиджак руки, пробежать пальцами по теплой сатиновой спинке его жилета, почувствовать, что она с ним — одно, найти в нем силу, найти в нем смелость и нежность, защищающую ее от коварного мира.
— Хорошо… так хорошо! — шептала она.
I
— Кларки пригласили к себе кое-кого из знакомых по случаю нашего приезда, — сказал Кенникот, распаковывая чемодан.
— О, это очень любезно с их стороны!
— Ведь правда? Я говорил, что они тебе понравятся. Симпатичнейшие люди на свете! Гм, Кэрри… ты не обидишься, если я загляну на часок в приемную узнать, что там делается?
— Что ты! Конечно, нет! Я знаю, что тебе не терпится вернуться к работе.
— Так ты, правда, не рассердишься?
— Нисколько! Ступай, не мешай мне! Я пока распакую чемоданы.
Однако защитница свободы в браке была все же весьма разочарована той быстротой, с какой Кенникот воспользовался этой свободой и улизнул в мир мужских интересов. Она осмотрела спальню, и мрачность этой комнаты подействовала на нее угнетающе; Кэрол неприятна была сама уродливая, изломанная форма комнаты в виде буквы «Г»; и темная ореховая кровать с вырезанными на спинке яблоками и пятнистыми грушами; и отделанный под клен комод с грубыми розоватыми флакончиками и оборчатой подушечкой для булавок на мраморной доске, неприятно напоминавшей могильную плиту; и простой сосновый умывальник с цветастым кувшином и тазом. Пахло конским волосом, плюшем и одеколоном.