В дверь заглянул проводник:
— Шейди-Хилл, следующая Шейди-Хилл.
— Сейчас, — приказала она, — вы пойдете впереди меня.
Мистер Уоткинс вдруг проснулся, надел пальто и шляпу и улыбнулся миссис Комптон, которая с материнской заботливостью собирала свои пожитки. Они направились к двери. Блейк пошел за ними, но никто на них не заговорил с ним и не заметил женщины у него за спиной. Проводник оставил дверь открытой, и Блейк увидел на чуть освещенной площадке следующего вагона своих соседей, тоже опоздавших на экспресс, — устало я терпеливо ожидали они конца путешествия. Блейк задрал голову, чтобы увидеть стоящий на отшибе заброшенный дом и прибитую к дереву табличку «ВХОД ВОСПРЕЩЕН» и дальше за ними цистерны с нефтью. Бетонные опоры моста промелькнули так близко от двери, что Блейк мог до них дотронуться. Он увидел первый фонарный столб на платформе и черную с золотом надпись «Шейди-Хилл», маленькую лужайку и клумбу, посаженную Ассоциацией развития, стоянку такси и старенькое здание станции. Снова шел дождь, проливной. Блейк слышал плеск воды, видел свет, отраженный в лужах и блестящем асфальте, и вдруг в праздном шуме падающих капель ему почудилась иллюзия убежища, столь странная и зыбкая, что он едва ли мог объяснить, как она возникла.
Блейк спустился по ступеням, женщина шла следом. Десяток машин с включенными моторами ждали возле станции. Из вагонов выходили люди — Блейк знал почти всех, — но никто не предложил подвезти его. Поодиночке или парами они спешили укрыться от дождя под навесом платформы, откуда к ним взывали гудки автомобилей. Настало время возвращаться домой, время ужинать, время выпивать, время любить. Блейк видел огни на холме, при свете которых купали детей, мыли посуду, жарили мясо, — огни светили сквозь пелену дождя. Главы семейств один за другим исчезали в машинах, пока их не осталось четверо. Потом двое сели в единственное на весь поселок такси. Минуту спустя уехал и третий — его жена немного опоздала.
— Прости, милый, — нежно сказала она. — У нас все часы в доме отстают.
Последний оставшийся пассажир взглянул на часы, взглянул на дождь и ступил в его полосу, а Блейк смотрел ему вслед и будто прощался с ним, но не так, как прощаются с друзьями после вечеринки, а так, как прощаются перед непрошеным, но неминуемым расставанием с самым дорогим в жизни. Пассажир пересек стоянку такси, свернул на пешеходную дорожку, и шаги его стихли. На станции зазвонил телефон. Он звонил гулко, протяжно, но при этом печально и безнадежно. Кто-то хотел узнать о следующем поезде га Олбани, но мистер Флэнаген, начальник станции, ушел домой еще час назад. Перед уходом он зажег на станции все огни. И теперь они светили в пустом зале ожидания. Горели под жестяными колпаками вдоль платформы — тусклым, бесцельным, печальным светом. Освещали гавайскую танцовщицу, парочку с бокалами вина, резиновые подметки.