Свежий морозный воздух разорвал звук охотничьего рожка. Потом опять наступила тишина. Вскоре послышались вдали крики загонщиков, перемежаемые собачьим лаем, шумом и треском сучьев.
За деревьями стремительно мелькнуло продолговатое черное пятно, врезавшееся с разбега в сухую березу. Дерево пушинкой отлетело в сторону, и в сиянии снежной пыли на узкую тропку выскочил крупный темно-бурый секач с ощетинившимся загривком, агрессивно устремленной вперед головой. Звуки выстрелов разом взорвали лесную тишь. Кабан на миг застыл, словно раздумывая, в какую сторону бежать, сделал несколько больших прыжков и скрылся в чаще. Вслед зверю, как окончание неудачно сыгранной увертюры, прогремели два одиноких выстрела.
Потом на поляне появился Скворцов, без шапки, с разгоряченным от азарта лицом. По сигналу егерского рожка участники охоты потянулись на звук трубы. Минут через пятнадцать-двадцать собрались все, включая и самых дальних — загонщиков. Не было лишь Константинова.
Пока обменивались мнениями, в общем-то, было ясно, что кабан оказался куда проворнее охотников, Скворцов, любивший во всем порядок, попросил людей не расходиться.
— Время еще есть, — сказал егерь. — До темноты сделаем вторую попытку. Тут неподалеку, за болотом, километра за два по прямой, есть кабанье семейство. Попробуем поднять. Вы перекурите, я схожу за Константиновым, что-то он подзадержался. — Егерь направился к просеке, как тут его кто-то окликнул:
— Гляди, Егор Петрович! — воскликнул один из загонщиков. — А секача мы все-таки подстрелили.
Действительно, на снегу редкой цепочкой, подобно высыпавшимся из лукошка ягодам, алели небольшие, размером с двухкопеечную монету, капельки крови.
— Ранение пустяковое. — Скворцов тронул снег валенком. — Но теперь нам его не догнать. Верно за километры ушел. Попробуем все-таки тех, что за болотом.
Он выбрался на тропу и скрылся за деревьями. Прошло несколько минут, как вдруг послышался тревожный крик егеря. Скворцов кричал громко, с надрывом, не жалея голосовых связок. Все заспешили на его зов.
Константинов лежал на спине, метрах в пятнадцати от просеки, в глубоком снегу. Редкие снежинки ложились на бледное лицо, от виска спускался к щеке потек крови. Рядом валялось ружье — тот самый знаменитый «Браунинг», на прикладе которого тоже была кровь.
Врачи, оттеснив остальных, склонились над профессором. Слышались их возбужденные нервные голоса, отрывистые фразы. Потом доцент Яковлев, на правах старшего, словно на консилиуме ставя диагноз, тихо произнес:
— Похоже убийство, ранение смертельное. Тут медицина бессильна. Вызывай, Петрович, милицию, теперь без нее не обойтись.