На какие-то мгновенья он ушел в себя, аплодисменты оторвали его от раздумий. Зураб Соткилава был уже на сцене. Ослепительный косой луч выхватил из полумрака плотного брюнета в элегантном смокинге, с улыбкой на смуглом оливковом лице. Легким движением ладони артист успокоил публику, и тут же необычайной красоты голос заставил вздрогнуть переполненный зал.
Виталий Борисович, отойдя от событий и тревог дежурства, целиком растворился в чарующих звуках музыки. Итальянское бельканто, стремительной ласточкой рвавшееся вверх и выше, мягко сжало сердце, расслабило и успокоило его больную душу. Соткилава пел щедро, не скупясь, словно богач, черпающий из бездонной сумы звонкие червонцы и рассыпающий их золотым дождем. Не пользуясь микрофоном, он легко и вдохновенно брал высокие ноты. Почти каждую песню или оперную арию певцу, с доброй понимающей улыбкой, приходилось исполнять «на бис»…
Время для Городницкого словно остановилось, он чувствовал себя счастливым и молодым. Калейдоскопом закружились в памяти дорогие сердцу места и люди: незабываемый, как сказка из его детства, послевоенный Кишинев, мама и отец, покоящиеся под мраморными плитами на холмистом кладбище, над ослепительно-белой в солнечных лучах Хайфой, море, много моря, синего и зеленого, как в прозе Грина, не имеющего границ и горизонтов, дочери, с их волнениями и тревогами, внук Сашенька, уже успевший спеть в хоре мальчиков ту же «Аве Мария», что он слушал сейчас, но почему-то отказавшийся пойти на концерт…
Пока Виталий Борисович от филармонии добирался до работы, мелодии были с ним и внутри его. Когда же он увидел за плотно задернутыми шторами освещенные окна экспертизы, они отдались, будто чем-то напуганные, перелетевшие на безопасное место птицы. Они выкурили с Шипковским по сигарете, перебросились фразами о минувших событиях.
После ухода товарища Городницкий включил телевизор. Не особо внимательно он прослушал сводку новостей: заседание Думы с очередным шоу Жириновского, рейтинги политиков, рвущихся в президенты, очередное похищение в Чечне, крушение поезда в Альпах, сенсационное выступление кукольного городского театра с Володей Миодушевским в Париже… Если исключить весьма приятный последний факт, остальные события казались происшедшими на другой планете, в сравнении с их Владимиром.
«Четверо погибших за неполные сутки», — подумал он, глядя на мерцающий экран. — Из них две смерти не случайные, как в «Камазе», а убийства — жестокие и криминальные». Усилием воли Виталий Борисович, попытался в который раз заставить себя отключиться от всего, что волновало и тревожило, будь он трижды проклятый воспаленный мозг, прокручивающий как в повторной киноленте трупы и места происшествий.