– Так что с вами случилось? – Спросил папа. – Кто вы?
Богдан опустил голову. В смешной Фениной майке он выглядел очень несуразно, но это как-то даже подчеркивало его физическое совершенство. Владимир Николаевич не доверял мужчинам с роскошным экстерьером, часто замечая, что таким самцам мерещится, будто их внешняя привлекательность окупает отсутствие достоинств личности. Из категории красавчиков выгодно выделялись только те мужики, которые к своей внешности относились равнодушно. Весь вечер Владимир Николаевич приглядывался к Богдану, размышляя, к какой категории относится этот фрукт и чего ждать впоследствии, но так и не пришел ни к какому выводу.
Он заметил, что дочь смотрит на своего найденыша спокойно и внимательно, как и всегда, но вроде бы чуть дольше задерживая на нем взгляд, чем этого требовала ситуация. Или показалось?..
– Это смешно, но как раз того, кто я, я и не помню, – сказал Богдан тихо.
– Почему же смешно? – Спросила Феня, делая глоток коньяка.
– Не смешно… я не так сказал – странно, – поправился Богдан, поднимая на свою спасительницу глаза. Цвет их был не просто голубым, а даже лазоревым. Таких ярких глаз Феня раньше не встречала.
Владимир Николаевич заерзал на диване, Феня кашлянула и спросила:
– А что ты помнишь?
– Ну, я говорил уже – тебя, – он улыбнулся. – Ничего не было до этого.
– А чувства? – Снова стала допрашивать Феня. – Ты сейчас спокоен?
– Да.
– А днем?
– Я пытался вспомнить, что было со мной. Ага… И когда я стал думать о прошлом, мне стало страшно.
– А злость? Ты испытывал злость?
– Ну… вроде, нет.
Феня отпила еще глоточек коньяку.
– Ладно, – кивнула она Богдану, – ты сказал, что не можешь попасть в полицию. Почему?
На лице Богдана отразилась мука, будто груз воспоминаний был невозможно тяжел.
– Не помню!
– Хорошо, – решил Владимир Николаевич, – будем постепенно вспоминать.
Они посидели еще немного, попивая коньячок. Владимир Николаевич рассказывал о внуках – начал он тоном светским, примеры приводил в анекдотической форме, да через три минуты незаметно для себя сбился на жалобы.
Пока папа поскуливал, Феня припомнила свой собственный опыт общения с малышами. Варьке было всего лет пять, не больше, и Наташка повезла ее к стоматологу – удалять молочный зуб, пораженный злым кариесом. Прежде Варька посещала стоматологов и ничего против них не имела, тем более, что после неприятных процедур ее отводили в приятный «Детский мир», где обычно экономная Наталья позволяла дочери отрываться по полной. Варька приходила в клинику с широкой улыбкой – и также оттуда уходила. Но на старуху случилась проруха: на этот раз прием вела новая молодая докторша, а она терпеть не могла детей. Особенно бесили ее (как рассказывала позже Наташка) дети пухлые и веселые. Увидев Варьку, докторша первым делом заявила, что здесь не цирк и нечего веселиться, потом достала здоровенные зубодергательные плоскогубцы и покрутила ими у носа уже скисшей Варьки. Глаза девочки стали большими как плошки и сразу же – мокрыми, а потом Варька закатила такой рев, что докторица, которой не нравились веселые дети, аж расцвела. Зуб, конечно, остался невырванным.