Зачем ей это? Помогать какой-то человечке, которую она видит первый раз в жизни?
Я с трудом удерживаюсь, чтобы задать этот вопрос.
Ледяной стебель неприятно морозит пальцы. Бледно-голубые лепестки в моих руках наливаются алым в тон платья. Дитя волшебства фэйри, кусок холодного пламени — снегоцвет слегка переливается на свету. Обычным цветам — что безыскусным полевым дикарям, что холеным садовым аристократам — никогда не сравниться с его совершенной красотой.
— Можешь воткнуть в волосы.
— Спасибо, ваше высочество, — я приседаю в реверансе.
Иса протягивает узкую, изящную ладонь, и я, поняв по ее взгляду, что от меня требуется, наклоняюсь, чтобы коснуться губами ее холодных пальцев.
От них пахнет чуть горьковатым цитрусом и миндалем.
* * *
Кружат, взвиваясь к потолку, опускаются вниз и снова взлетают голоса скрипок и виолончелей — слаженный, единый хор десятков инструментов. Кружат под потолком разноцветные фонарики, изливают вниз рассеянный свет. Кружат пары в фигурах контрданса — шаги, поклоны, соприкосновения рук, улыбки и снова шаги. Поют флейты и гобои, то вступает, то снова замолкает чуть дребезжащий голос клавикорда.
Новогодний бал княгини Исы. Найдутся ли у меня слова, чтобы описать его? Нужны ли здесь слова?
Я забылась. Забыла все: нечеловеческую красоту княгини и собственную глупую женскую ревность к чужому совершенству, презрение фэйри, груз сомнений и книгу, которую я спрятала в лиловой гостиной за тяжелой портьерой, — ну ее, не сейчас, все потом.
Сейчас — танцы.
Я чуть-чуть пьяна. Немного от музыки, немного от вин — легких, сладких, с терпким послевкусием, их разносят слуги на подносах после каждого контрданса, не помню, сколько выпила… три или четыре бокала… не важно…
Радость вскипает внутри пузырьками игристого вина. Я кружусь под нежное пение скрипок и гобоев, улыбаюсь мужчине рядом. И я счастлива.
Последний аккорд медленно тает в воздухе, мы замираем в поклоне, держась за руки.
— Франческа, быстро прекращай так улыбаться или я заставлю тебя сожрать лимон.
— Зависть не красит вас, мой лорд.
— Два лимона!
Я воровато оглядываюсь, убеждаюсь, что на нас никто не смотрит, и показываю ему язык.
— Фи, где ваши манеры, леди?
Внезапно Элвин хмурится. Проследив за его взглядом, я вижу около княгини незнакомца. У него лысый череп с уродливой шишкой посредине, орлиный нос и худое лицо.
— Прошу простить меня, сеньорита. Вынужден ненадолго оставить вас, — скороговоркой бросает мой хозяин и направляется на другой конец зала.
Я обиженно смотрю ему в спину. Ну вот! Опять убежал!
Нечестно! Мы танцевали всего три танца! А до этого он открывал бал с княгиней, пока я сидела на диване у стенки — никто не захотел приглашать человечку.