— Ее величество с утра была в Западной оранжерее.
— Не надо меня провожать.
В Западной оранжерее душно и влажно. Оглушительно поют птицы, пронзительно стрекочут насекомые, журчат ручьи. Я увидел женщину в зеленом платье, склонившуюся над кадкой, и почувствовал, как губы сами собой расплываются в улыбке. Я действительно люблю Августу.
— Здравствуй, сестренка.
Она вскрикнула, потом расхохоталась и полезла обниматься.
— Элвин! Гад такой! Приехал без предупреждения! Как же я рада тебя видеть!
— Это взаимно. Особенно я буду рад, если ты дашь мне вдохнуть.
— Ах ты, неженка, — сестра разжала богатырские ручищи.
Если легендарные валькирии Ундланда и существовали когда-то, то я не верю, что они были похожи на воинственную Джулию. Нет, они были подобны Августе.
Она высокая, ростом почти с Фергуса. Полнотела, но ее это скорее красит. Коса цвета спелой пшеницы спускается до талии, глаза — синие васильки. Светло-оливковая кожа покрыта ровным загаром. Ее лицо всегда дышит безмятежностью и силой, и я не знаю другого столь же счастливого человека. Она не скучает, не злословит и редко вступает в споры. В мире Августы нет распрей, она проходит мимо пороков, не замечая их. У нее просто нет времени на такие глупости.
— Как ты сюда добра… — она перевела взгляд на мою левую руку, и радость на лице потухла.
— Ну да. Прости, я к тебе по делу. Сама видишь.
Сестра не стала одаривать меня неуместной жалостью или еще более неуместными соболезнованиями. Нахмурила брови и велела:
— Показывай. Нет, погоди. Я сейчас руки помою. Вся в земле.
К моей большой радости мы покинули оранжерею. Там красиво, но духота и влажность такая, что впору отращивать жабры.
— Давно? — она сидела с закрытыми глазами, гладила и сдавливала культю ладонями и к чему-то прислушивалась.
— Больше месяца.
— А что ты сделал с рукой?
Я рассказал. И показал.
— Дурак.
— Почему?
— Если бы вы сразу позвали меня, все можно было бы поправить.
Я стиснул зубы:
— Извини, из Дал Риады до тебя бывает трудно докричаться. И вряд ли приживление гниющего куска мяса — хорошая идея.
Лучше бы она молчала насчет «все поправить», честное слово.
— Ясно, — она открыла глаза. — Элвин, не злись. Если с этим хоть что-то можно сделать, я сделаю. Если нельзя, все равно что-нибудь сделаю.
— Есть еще одна проблема, — я рассказал ей о возникших сложностях с магией, но она не придала им значения.
— Разберешься! Если в принципе можешь, значит, разберешься.
Она тяжело поднялась.
— Куда ты?
— Мне надо подумать. Сложная задача. Иди пока — поиграй с Мэй.
— Нельзя ли чуть больше определенности?