– Так что все-таки произошло? С чего ты так уверена, что ничего не выйдет? – спросила Лиза, заворачивая за угол дома. – Помимо того факта, что ты всегда уверена именно в этом.
– Ты представляешь, что он сказал мне на прощание? Утром, после, как бы это выразиться… ночи страсти. Игорь сказал, чтобы я, уходя, захлопнула дверь. Правда, еще сказал, что я могу остаться, и тогда по возвращении он будет рад, если найдет меня там – у него. Я не понимаю, не могу понять такого. Я что, кошка? Или ему все равно, останусь я или захлопну дверь? Знаешь, вот он точно ни за что не отвечает, кроме своей жизни. Ни о чем не думает, не переживает. Игорь такой спокойный, чудовищно спокойный. Ох уж мне эта выдержка. Ненавижу. А вчера вот полез в драку, прямо как герой.
– Я не понимаю и половины, – усмехнулась Лиза. – Слушай, а что если…
– Только не говори, что я могу и сама ему позвонить. Девушка не должна звонить первой – и точка. Это правило придумали, чтобы было легче понять, что происходит, понимаешь? Звонок – это ведь как лакмусовая бумажка. Конечно, всегда можно позвонить самой, но чистота теста тогда будет нарушена и результаты неверные будут. Это допустимо, если ты хочешь заниматься самообманом, как Машка Горобец.
– А что Машка?
– Ну как же! Годами мечтать о мужчине, который тебе не светит, и делать вид, что что-то происходит, куда-то движется. Целые отношения, которых нет. Нет, я ни за что не стану звонить. Что тогда останется от моей самооценки?
– А ты так дорожишь самооценкой? – удивленно пожала плечами сестра.
– Она – все, что мне осталось. И потом, понимаешь, Лиза, ведь совершенно не важно, позвоню я ему или нет. Это только ускорит агонию, но никак не сможет повлиять на ситуацию.
– Потому что все равно все будет плохо и ничего не выйдет, верно? – усмехнулась Лиза. Я рассмеялась за ней вслед. Мы зашли в маленькое кафе, занимавшее помещение в том же доме, только с другой стороны. Я вздрогнула от удивления, услышав, что сквозь динамики стереосистемы льются знакомые звуки песни, которую я любила. Она называлась Goodbye Johnny[2], странная, тягучая мелодия, с хорошими басами и голосами, дающими глухое, гулкое эхо. Неторопливая, она вся состояла из томной усталости и уверенности в неизбежности конца света. Декаданс и упадничество этой песни так подходило мне в период, когда Лиза только родила Вовку, а я только-только начала забывать Юру. Не важно. Я слушала и слушала эту песню, снова и снова, раз за разом, словно эти слова были горьким, но действенным средством, возвращающим силы. Goodbye Johnny. Я даже охранника Сережу начала так звать – Джонни, – прощаясь по вечерам. Эта песня тогда буквально застряла в моей голове. И сейчас, услышав ее снова по радио, я словно попала назад на машине времени. Больно. Я совсем не хотела переживать подобное снова.