Чуть не спихнув гнездо с окна вниз, Стимар выгреб из него пестренькие шарики и все три разом закатил себе в рот. Одно яйцо треснуло еще в пальцах, и липкая щекотка поползла вниз, к локтю. Сглотнув сладковатую жижицу вместе со слабым хрустом осколков, Стимар облизал руку, а потом свернулся клубочком, как давно хотел, и стал глядеть из окна наружу.
Было очень высоко, куда выше сторожевых башен Турова града. Княжичу теперь очень нравилось видеть всю широту моря и сверкавшие на ней россыпи солнечных лепестков, радостную пестроту парусов на воде, а крыш — по берегам.
Потом все внизу затянуло тучей. Стимар отдохнул бы во Дворце еще немного, но побоялся, что туча вся пройдет мимо. Он встал, шагнул на тучу с подоконника и пошел домой. Туча немного покачивалась под ногами, но Стимар привык к такой качке на корабле и шел смело, не боясь упасть.
Так он дошел до леса, очень похожего на тот самый лес, что стоял на берегах реки, над Омутом. И княжич в пути гадал, в какую же сторону он теперь выйдет — к Омуту или к граду, а вышел на широкое Поле, за которым не видно было ни града, ни обрыва к реке.
И тогда позади княжича, из леса, донесся стенающий голос волка, скованного пустым, безродным простором. Княжич не испугался. Он знал, что ему нужно перебежать через поле, не оглядываясь. Но он тоже оказался вдруг скован этим чужим простором, распахнувшимся перед его глазами и безжалостно покрывшим все Туровы земли. И он не смог сдвинуться с места. И зная, что нельзя оглядываться, он все же оглянулся — только для того, чтобы разбудить в себе страх. Только страх мог теперь дать ему силы к стремительному бегству через новый, чужой простор.
В глубине леса княжич различил красные зрачки неподвижного зверя — вздрогнул и широко распахнул веки.
На ромейский ирий уже опускалась золотисто-прозрачная парча сумерек. Морская синева загустела. Над поредевшими стаями парусов лениво тяжелели, соскальзывая кругами к воде, белые птицы.
Стимар с опаской глянул вниз, в ровную пустоту каменного двора, и побоялся, что снизу заметят… Тогда он осторожно спустился с подоконника и, забравшись в ближайший темный уголок, справил там уже едва стерпимую нужду.
Только он покинул тот темный уголок, как стенающий голос зверя внезапно заполнил всю явь и всю дворцовую пустоту. Явь оказалась куда теснее сна. Некуда было бежать, некуда было теперь оглядываться и негде было укрыться.
Стимар взлетел на подоконник и замер ящеркой на остывавшей мраморной глади. Та каменная прохлада помогла ему сдержаться и не закричать от страха, когда волчий вой вновь пронизал пустоты.