Это ощущение еще больше укрепилось в нем, когда сразу после вступления в наследство его замок под Бродами посетила королевская чета. Он хорошо запомнил слова Владислава: «Пан Александр теперь стал фактически наместником половины наших владений в восточных и южных землях. Теперь от вас, от того, насколько сильным будет здесь наше воеводство, во многом зависит политика Речи Посполитой. Не стоит забывать, что эти земли опасны не только набегами татар или вылазками турчаков. Наши союзники, казаки Войска запорожского, тоже могут доставить немало неприятностей пану хорунжему.
Ваш отец, славный пан Станислав, крепко держал непокорных казаков в своих руках, не допуская вольностей с их стороны. Вспомните, как жестоко он подавил восстание разбойников Острянина и Гуни. И я имею надежду, что и его сын будет справедливым, но строгим воеводой на этих землях».
А после удачного похода на татарские кочевья в низовьях Днепра вместе со стражником великим коронным Самуилом Лащем, князем Иеремией Михаилом Вишневецким и четырехтысячным войском, откуда он привез много добычи и пленных, Конецпольский и вовсе решил, что сам король ему не указ. Пусть у себя в Варшаве приказывает дворне. Здесь же, на просторах Дикого поля, хорунжему лучше видно, как строить политику.
В таком приподнятом настроении чигиринский коронный хорунжий рассматривал свою добычу. Вдруг одна из его собак подбежала к вязке лысок и громко залаяла. Конецпольский увидел, что один из селезней до сих пор трепыхается, стараясь вырваться из опутавших его лапы веревок. Пан воевода подошел ближе, взял пистоль и добил лыску. Селезень, дернувшись в последний раз, затих.
– Браво, пан хорунжий! Вы не только славный ловец, у вас, как у истинного христианина, доброе сердце, которое не позволяет мучиться своей жертве. Лучше сразу добить! – за спиной Конецпольского раздался знакомый смех.
Это был подстароста Данило Чаплинский. Он служил еще пану Станиславу, а теперь пригодился и младшему Конецпольскому. На время своего отсутствия хорунжий полностью доверял дела в Чигирине подстаросте и во многих вопросах полагался на него. Тот ведь уже не первый год обитал здесь, поэтому хорошо знал нравы и обычаи местного панства и казацтва.
Вот и сейчас Чаплинский, видимо, пришел к нему, чтобы доложить о том, что произошло в вотчине, пока пан хорунжий охотился в своих угодьях. Однако на этот раз подстароста пожаловал не один. Рядом с ним был какой-то странный человек, которого Конецпольский видел впервые. Причем странность его заключалась не столько в необычном наряде, непривычном ни для польского солдата, ни для казака. Его отличал цепкий взгляд, который выражал даже излишнюю самоуверенность и дерзость.