– А ты неплохо выглядишь, Ларион. Как вспомню, что год назад ты чуть не умер на моих руках, аж не верится. А как ты в Киеве разыскал клад. Вот это был фокус, а-ха-ха! Слушай, брат, а может, ну ее, эту войну, к черту лысому, лучше мы еще пару кладов найдем и будем жить не тужить, а-ха-ха! Что думаешь об этом, дружище?!
Непонятно было, то ли Кричевский действительно рад старому приятелю, то ли изображает непринужденную беседу для проходивших мимо них шляхтичей.
Однако, когда они зашли в дом, беззаботная улыбка тут же сошла с его лица. Он проводил Добродумова в свои покои, распорядился накрыть им стол и велел позвать младшего сына Хмельницкого. Время уже действительно подошло к обеду, и подкрепиться не помешало бы. Прибежал Юрко и, увидев Лариона, бросился к нему, обнял как родного и забросал вопросами об отце. Успокоив парня, что с отцом все в порядке, Добродумов, Юрко и хозяин дома приступили к трапезе. Полковник продолжил разговор уже вполне серьезно, без шуток и смеха.
– Очень рискованное решение отправить тебя сюда. Это хорошо, что ты меня встретил, а не шпиков Чаплинского. Что ты вообще делал в костеле? – с удивлением спросил полковник.
– Мне необходимо было встретиться с одной особой, – коротко ответил Добродумов.
Ему вовсе не хотелось полностью раскрывать карты. Однако по ухмылке Кричевского он понял, что полковник догадался, с кем встречался Добродумов.
– Особа, говоришь… Я тоже эту особу встретил, не при детях будь сказано. Не будем сейчас об этом. Я слышал, что запорожцы Богдана гетманом поставили и хотят Украину освободить от Речи Посполитой? – говоря это, Кричевский не сводил с Добродумова глаз.
Лариону не хотелось рассказывать полковнику о планах Хмельницкого, но ответить на этот вопрос ему все же пришлось.
– Да, пан полковник. Богдан затеял большое дело. Подробности мне неизвестны, но мириться с оскорблениями, которые ему и народу нашему наносят, он больше не намерен, – сказал Добродумов, стараясь взвешивать каждое слово.
– Вот, значит, как… Ты знаешь, Ларион, что я люблю Хмеля как родного брата. Иначе не стал бы я спасать ему жизнь и освобождать из темницы. Не хочется, чтобы встретились мы на поле брани и пришлось бы мне оголять саблю против него. Не по-божески это, – нахмурившись, с горечью в голосе произнес Кричевский и погладил Юрка по чернявой голове. – Поэтому завтра на приеме буду просить Потоцкого, чтобы послал меня переговорщиком на Запорожье. Надеюсь, что мои слова смогут повлиять на решение Богдана, и он примирится со шляхтой. Война, какой бы она ни была, всегда горе для простого люда. Да вот и Юрка к отцу переправлю. Парень совсем истосковался.