Это бывшая лаборатория доктора Фрица Хаушильда, в 1937–1941 годах возглавлявшего фармацевтический отдел «Теммлер-Верке», который занимался поиском нового стимулятора, повышающего работоспособность. Это первая наркотическая кухня Третьего рейха. Здесь химики, вооруженные фарфоровыми тиглями, конденсаторами с торчащими из них трубками и стеклянными охладителями, создавали свои чудодейственные средства. Здесь хлопали крышки пузатых перегонных колб, из которых со свистом вырывались желто-красные струи горячего пара, шипели эмульсии, и рука в белой перчатке осуществляла настройки на перколяторе. В итоге появился метамфетамин – обладавший такими свойствами, что вымышленный химик Уолтер Уайт из американского телесериала «Во все тяжкие» сделал кристаллический мет символом нашей эпохи.
Выражение «пуститься во все тяжкие» можно истолковать следующим образом: «неожиданно изменить поведение и совершить нечто плохое». Весьма подходящее определение для периода 1933–1945 годов.
Прелюдия из XIX века: пранаркотики
Добровольная зависимость – самое прекрасное состояние.
Иоганн Вольфганг Гёте
Чтобы осознать историческое значение этого и других наркотиков для событий, происходивших в национал-социалистском государстве, мы должны совершить небольшой экскурс в прошлое. История развития современного общества точно так же связана с историей появления и распространения наркотических средств, как экономика связана с техническим прогрессом. Начало: в 1805 году в очаге классицизма городе Веймаре Гёте написал «Фауста». Там в стихотворной форме он сформулировал тезис, согласно которому своим происхождением человек обязан наркотикам: я изменяю свое сознание – следовательно, я существую. В то же самое время в менее блистательном вестфальском Падерборне помощник аптекаря Фридрих Вильгельм Зертюрнер выяснил, что ничто не притупляет боль так, как сгущенный сок мака сонного – опиум. С помощью поэзии Гёте хотел выяснить, что связывает мир воедино изнутри, – тогда как Зертюрнер стремился решить сложную тысячелетнюю проблему, которая имела по крайней мере не меньшее значение.
Гениальный 21-летний химик столкнулся с определенными трудностями: в зависимости от условий роста активное вещество в маке присутствует в самых различных концентрациях. То его горький сок утолял боль в недостаточной мере, то случалась передозировка, приводившая к отравлению. Проводя эксперименты исключительно на себе – как и Гёте, употреблявший в своем рабочем кабинете лауданум с высоким содержанием опия, – Зертюрнер сделал сенсационное открытие: ему удалось выделить морфин – алкалоид опиума. Он оказался своего рода фармакологическим Мефистофелем, превращавшим боль в удовольствие. Это стало поворотным пунктом не только в истории фармакологии, но и в истории вообще, одним из величайших событий начала XIX века. Отныне появилась возможность дозированно утолять боль, эту зловещую спутницу человечества, а то и вовсе устранять ее. Аптеки по всей Европе, где до сих пор фармацевты, исходя из самых лучших побуждений, готовили пилюли из растений, выращенных в их собственных садах, или из того, что приносили им травницы, в течение нескольких лет превратились в настоящие фабрики, на которых вырабатывались новые фармакологические стандарты