У начальника по охране памятников на том бюро резонно спросили: скажите, разве составленный когда-то список памятников закрыт навсегда? Нет, не закрыт, подтвердил начальник. Тогда в чем дело? Кто определяет ценность культурного и исторического наследия? Если люди считают, что следует то или иное здание сохранить, несмотря на то, числится оно в списке или нет, от кого зависит решение? Может, все же стоит прислушиваться к мнению людей?
Обсуждение на бюро приобрело новый, во многом неожиданный поворот. Решающую роль сыграло присутствие представителя ЦК КПСС, позиция которого большинству членов бюро обкома была известна. Напрасно приглашенные на заседание должностные лица пытались перевести разговор в привычное русло, свести все к техническим вопросам. Направление обсуждению было задано четко: искать надо не доказательства своей непогрешимости, а причины, вызвавшие противостояние на Исаакиевской площади.
На мой взгляд, они были найдены. Вернувшись в Москву, я потом докладывал своему руководству на Старой площади: игнорирование общественного мнения. Неумение действовать на улице под градом критики, оценок, вопросов. Неподготовленность к работе в условиях, которые принесла перестройка. Тоска по привычной тишине в кабинете, по прежнему несмелому стуку в дверь. Жизнь изменилась, она вон, бурлит на площади; толпа не в телевизоре, а у нас под окном.
Против гласности никто, конечно, не возражал, но кое-кто из ленинградских руководящих товарищей был не против того, чтобы рассматривать ее только в виде рупора, направленного в сторону народа, — приятное, милое сердцу дело выступать в роли этакого доброжелательного вещателя, который милостиво разрешил себе поделиться с публикой некоторыми мыслями о ее, публики, жизни. Ох, как непросто сознавать, что демократия имеет и другую, пожалуй, более важную сторону, чем простое расширение информационной насыщенности. Но надо считаться и с тем, что она еще, и это главное, способ публичной защиты той или иной точки зрения, права общественности знать, оценивать и влиять на выбор позиции.
Остро критические репортажи Ежелева о противостоянии Исаакиевской площади Мариинскому дворцу, где размещался горисполком, вызывали у отцов города глухое раздражение. Журналист первым понял, что старые здания — достояние каждого жителя Ленинграда и решать судьбу опустевших дворцов, не посоветовавшись с народом, уже невозможно.
Масла в огонь подливали все новые подробности, которые корреспондент приводил в своих публикациях. Уже после того, как мощные тягачи взревели моторами и одновременно рванули в разные стороны зацепленные через пробитые в стенах отверстия стальные тросы, стало известно, что существовал и другой вариант реконструкции гостиницы. Им предусматривалось сохранение старого здания. Оказывается, оба варианта рассматривались в качестве приемлемых. К сожалению, обсуждение велось узким кругом лиц, в основном хозяйственниками, и это предопределило судьбу второго варианта. Первый был признан более экономичным. Опоздала и телеграмма из Министерства культуры. Она пришла в горисполком служебным телексом лишь 27 марта, через десять дней после коллективного заявления ленинградцев. «Англетер» к тому времени уже не существовал. Телеграмма же предписывала незамедлительно остановить работы по сносу здания гостиницы.