К серьезным столам зазывали его редко; не люб был людям нагловатый, ерничавший после первой стопки мужик — все разговоры норовил повернуть на себя, сверлил липкими глазами принарядившихся и помолодевших по случаю застолья деревенских баб. И даже самая завалящая компания, где за трояк смотрят в рот как благодетелю, быстро отшивала Листопадова. Терпели, пока расшвыривался он рублями да отправлял гонцов в лавку, а как только начинал корить мужиков бедностью и превозносить свое добро, стаканная дружба рушилась.
Лена выглянула в окно, и сразу опала ее утренняя радость — на улице в пьяном бахвальстве опять кочевряжился отец. В неостывшей злости — не допил в честной компании, — униженно понимая, что его просто выпроводили, петлял он к дому, чтобы отыграться на своих, взять реванш за пережитое посрамление. Еще на улице перевитый матерными выкрутасами голос начал наливаться хозяйской властностью.
— В магазин дуй! И чтоб… — Упали бранные, свинцовые слова. — Одна нога здесь… Наилучшую бери… Пусть видят все — гуляет Листопадов…
Мать накинула платок, извлекла утаенную пятерку, проворно надела фуфайку. Ввалился, налитый водкой и злобой. Увидев поспешную готовность жены, чуть притушил пыл.
— Так-то лучше. Да не жмись — не вздумай «малышом» отделаться. Парой склянок уважь законного.
Мать сконфуженно скатилась с крыльца, отец сразу же подступился к Лене:
— Чего зверенышем вскинулась? Отец немил аль наука загрызла?
Выхватил из рук дочери книгу, слюняво полистал страницы:
— Мы тоже не дратвой сшитые, в науках кумекаем. Считать могем, шальной червончик не упустим.
Лена затравленно взглянула на отца. Но он только расходился, привычное ломание было впереди:
— И чего девкам мозги пудрить? Прошли арифметику — и марш из школы. Свое не проглядишь, раз таблицу умножения осилил. Черепком микитить надо, дочка, ноль пишем, пять в уме. Главное в уме, доченька. И так всю дорогу…
Лена дернулась, будто ударило ее током, — только бы не полез с телячьими нежностями. Но, к счастью, отец еще не впал в хмельную сентиментальность, он чуть недобрал норму и потому держал скрипуче-наставительный тон. Поплевал на пальцы, разлепил страницы книги:
— Симфонии одни. Ну кто он есть, Тутанхамон, черт, язык сломаешь. Родственник, жених? Халтуру подкинет иль на застолье выделит?
Лена попробовала уныло защититься:
— Фараон египетский, пирамиды строил…
— На кой мне его пирамиды… Мне шифер позарез нужен, — зло сплюнул отец. Грузно заскрипел прогнувшейся скамейкой, привычно завяз в путаных нотациях. — В невесты вымахала, соображать пора. — Дрожащие пальцы ломали спички. — Во всем пользу высматривать надо — сгодится в жизни или нет? Вот этого возьми… Тьфу, как его… Словом, хамон этот… Зачем он сдался, кому нужен?..