Я помню сожженные села
И после победного дня
Пустую
Холодную школу,
Где четверо кроме меня,
Где нам однорукий учитель
Рассказывал про Сталинград...
Я помню
Поношенный китель
И пятна — следы от наград.
Он жил одиноко при школе
И в класс приходил налегке.
И медленно
Левой рукою
Слова
Выводил
На доске.
Мелок под рукою крошился.
Учитель не мог нам сказать,
Что заново с нами
Учился
Умению ровно писать.
Ему мы во всем подражали —
Таков был ребячий закон.
И пусть мы неровно писали,
Зато мы писали, как он.
Зато из рассказов недлинных
Под шорох осенней листвы
Мы знали
Про взятье Берлина
И про оборону Москвы.
Дымок от землянок лучился
Жестокой печалью земли.
— Любите, ребята, Отчизну,
Ее мы в бою сберегли...
И слово заветное это
Я множество раз выводил.
И столько душевного света
В звучанье его находил!
А после
Поношенный китель
Я помню как злую судьбу —
Лежал в нем
Мой первый учитель
В некрашеном светлом гробу.
Ушел, говорили, до срока,
Все беды теперь позади.
Рука его
Так одиноко
Лежала на впалой груди!
Могилу
Землей закидали.
И женщины
Тихо рыдали.
И кто-то негромко сказал:
— Медалей-то, бабы, медалей!
Ить он никогда не казал...
Мой первый учитель!
Не вправе
Забыть о тебе никогда.
Пусть жил ты и умер не в славе —
Ты с нами идешь сквозь года.
Тебе я обязан
Всем чистым,
Всем светлым,
Что есть на земле,
И думой о судьбах Отчизны,
Что нес ты на светлом челе!